Константин Бояндин - Последний час надежды

Я уже часа два искал способ покинуть номер, но на часах так и была четверть девятого.

Стоп.

Что-то есть. Есть идея. Я начал припоминать. Человек, «тот, кто видит», может полностью управлять собой. Я не могу позволить причинить себе вред чем-то извне — но могу сделать что угодно с собой сам. Без помощи чего-то ещё.

Пробовали поставить себе синяк, своей собственной рукой? У меня получилось. Но как сложно оказалось двинуть себя со всей силы!

Синяк будет что надо. Я попробовал, минут через пять, вернуться в тот момент, когда я его ещё не поставил. Вернулся. Но теперь я знал, что могу .

Так, что теперь делать? Как мне выбраться из номера?

Я придумал решение. Нужно было самому себе, своими руками, создать неминуемую угрозу для жизни. Такую, чтобы самому с ней не справиться. И я с этим справился.

— Мсье Деверо, с вами всё в порядке?

Горничная. Перепуганная. Ещё бы она не была перепуганной — важный постоялец чуть не отправился на тот свет. Я видел , что не отправлюсь, и в любой момент мог «вернуться» в номер — в заточение — но изо всех сил старался внушить себе, что вот-вот умру. И — получилось.

Я сразу ощутил, как «сворачивается» мир вокруг меня. Что если я промедлю ещё немного, горничная уйдёт по своим делам, и ничего со мной не будет, и сама моя затея будет пресечена в зародыше. Я почти физически ощущал это — словно стены вокруг меня сжимались, и не оставляли выхода — бежать. Но было два направления, в которых я мог бежать.

Я выбрал то, которое мне было нужно.

В коридоре никого не было. Я быстро отпустил горничную, и она вскоре шла по своим делам, а мнимое несчастье, которое со мной едва не случилось, она считала своей выдумкой. Выдумка, конечно, была моей.

Я жутко устал. Все эти трюки, все вновь обретённые способности отнимали жутко много сил. Я не смог удержаться, и в ресторане на первом этаже выпил крепкого кофе, добавил пакетик орехов и пирожных. Надеюсь, я не ошибся и взял очень калорийные блюда.

«О фигуре можешь не заботиться, такие, как мы, не толстеют». Так или примерно так пошутила Ники. Теперь я понимал, почему не толстеют. Я прожил часов шесть, сжатых, упакованных в десять минут — для всего остального мира прошло десять минут.

Когда я понял, что уже не падаю с ног, то направился к выходу. Предчувствие становилось всё сильнее.

Ищи то, то ищет тебя, и тогда отыщешь. Я не знал, куда мне ехать или идти. Ле-Тесс, волшебный город, простирался вокруг — зыбкие полотна рекламных огней, зыбкие контуры домов, мириады светлячков, несущихся по-над дорогами. Я нашёл бы такси, или даже служебный автомобиль, если бы знал, куда мне нужно.

Я не знал. Я ощущал: что-то нависает, надвигается. Когда смотришь в окно и видишь, как тяжёлая грозовая туча царапает брюхо о крыши домов — когда видишь, как гроза проходит совсем рядом.

Гроза готовилась пройти рядом. Наверное, мне стоило бы остаться в отеле и ждать. Но я уже выбрался наружу, и ждать не мог.

Я побрёл по проспекту. Просто шёл и думал. Я помнил краткий разговор с Софией — мне виделась она, жутко уставшая, вымотанная, но твёрдая и не сдавшаяся, где-то по ту сторону телефонной трубки. Ники не говорила мне, где именно находится больница, в которой лечат Жана. Я не знал, в каком районе города тот самый комиссариат, где работает Лакруа. Ники сделала всё, чтобы я не знал, я и не надеялся выяснить это силой. Мне хватило приключения в отеле, чтобы понять — если Ники всерьёз относится к безопасности Жана и Софии, то выйти на адрес практически невозможно.

Поэтому я просто шёл. Мне нужно узнать, куда направляется гроза, а она наверняка там, где сейчас сама Ники. Я позволил мыслям спокойно плыть, куда им самим вздумается, и мне стало немного спокойнее. Ники, София, Жан, загадочные звонки, мой визит в офис «Бриллиантов Деверо», стакан, падающий в фонтан, потом меня уносило в прошлое и я видел шахматный матч, тёмные аллеи «Иероглифа» и откуда-то уже приходили, надвигались сны, которые не давали покоя.

Я остановился и осознал, что в руках у меня вечерний выпуск «Вестника», а сам я стою у дороги. Таксист что-то говорил, кивая головой. Слух и прочие чувства вернулись неожиданно, видения растворились в воздухе.

— Да, мсье, за десять минут доберёмся, — подтвердил шофёр. Я кивнул и сел в машину. Таксист оказался неуловимо похож на того электрика, Реми, включая усы и словоохотливость. Но я молчал, не было настроения поддерживать беседу ни о чём. Впрочем, таксисту было всё равно — главное, что его слушают. Так мы и ехали.

Гроза совсем рядом. В конце концов мы добрались до Старого города, и через двенадцать минут с с момента отправления автомобиль затормозил перед оградой клиники Св. Николая. Я расплатился, почти не обращая внимания, сколько отдаю, дождался, пока машина не уедет прочь.

Вот я и здесь. Гроза ощущалась всем телом. На небе не было ни облачка, звёзды проступали сквозь сгущающуюся чернильную мглу, но в воздухе пахло грозой.

Ограда, конечно, высокая и так просто не перелезть. Но или Ники не очень старалась оградить от меня это место, или мне просто повезло — мне быстро удалось «убедить» охрану, что с пропуском у меня всё в порядке. Пока я шёл к самой клинике, ещё не очень понимая, что делать, несколько машин «Скорой» проехали рядом со мной, в обоих направлениях.

Брюс, клиника Святого Николая, 29 июня 2010 года, 20:35

Я машинально взглянул на часы, «фиксируя» время и место. В приёмном покое мне быстро удалось «договориться» с дежурной, и вот уже через пять минут я, в халате, с пропуском и всем, чем полагается, шёл по лабиринтам здания. Некогда это был монастырь, и архитектор явно заботился о том, чтобы монахам было, где побродить, в размышлениях о вечном. По прямой в отделение, в которое мне нужно было попасть, я бы добрался минуты за две. Но пришлось несколько раз подниматься и опускаться по лестницам, показывать пропуск охранникам — все на одно лицо. Я ощущал их взгляд затылком.

А вот и то место, куда я направляюсь. Рядом с последним охранником, который тщательно проверил мой пропуск и позвонил куда-то, прежде чем впустить, сидели двое полицейских. Охраняют Жана? И что мне теперь делать — к кому и зачем я пришёл.

— Я пришёл навестить Жана Леттье, — наверное, я сказал это вслух. После того, как меня условно обыскали (провели несколько раз детекторами), охранник указал на дверь второй от входа палаты.

Воздух сгущался. Запах озона становился неприятным, в горле першило. И ощущение сходящихся стен. И шум в ушах — то же, что я не так давно испытывал в отеле. Чёрт побери, зачем я здесь?!

Я бесшумно отворил дверь палаты. Мягкий рассеянный свет внутри. Огоньки аппаратуры — система жизнеобеспечения, Жан уже пятый день в коме. Мне показалось, что в палате никого более нет (хотя обязана быть медсестра), но едва я закрыл дверь, как понял, что ошибаюсь.