Михаил Савеличев - Догма кровоточащих душ

Господин Коноэ сел рядом. Коноэ-младший недовольно завозился, вновь потянулся чумазыми ладошками к свету, заворчал, как щенок, у которого отняли кость. Коноэ достал ароматическую палочку и понюхал ее. На его лице появилось мечтательное выражение, и Сэцуке внезапно осознала, что между Коноэ и ею очень небольшое расстояние - всего лишь несколько лет, которые лишь сейчас кажутся непреодолимыми, но на самом деле - так же эфемерны, как пузырьки света, которые воздушный поток отрывал от иллюминаторов и уносил назад, собирая в туманную дорожку, тянущуюся за грузным телом дирижабля.

- Ты хочешь правды? - господин Коноэ сунул кончик палочки в рот и пожевал. - Правда в том, что мир создан ущербными богами - Бессердечным Принцем и Слепой Принцессой. Принц не чувствует разницы между добром и злом, а Принцесса... Принцесса не видит ни добра, ни зла. Именно поэтому мир получился таким же ущербным и несовершенным, слепым и бессердечным.

- Я знаю эту сказку, - вздохнула Сэцуке. - Только... только если бы вы сами верили в нее...

Господин Коноэ погладил ребенка по головке и отдал ему палочку. Тот ее лизнул и бросил на пол.

Сэцуке набралась смелости и выпалила:

- Вы бы не завели ребенка. Если бы верили...

- Но ведь и мы, люди, для чего-то созданы этими ущербными богами? - спросил господин Коноэ. - Возможно, в этом есть смысл? Может быть, кому-то из нас предназначено сделать мир красивее, совершеннее?

Сердце у Сэцуке забилось сильнее. Она улыбнулась. Господин Коноэ тоже улыбнулся. Только сейчас Сэцуке обратила внимание, что он не носил очки.

- Леди и джентльмены! - захлопал в ладоши Авель. - Прошу всех собраться! Наше путешествие по "Альбатросу" продолжается! Теперь нам предстоит самое интересное - мы поднимемся наверх в машинный зал, а также сообща поможем сеньору Сиро и сеньору Сабуро разобраться - что поднимает "Альбатрос" в воздух, и что движет его по воздуху.

На пороге зала Сэцуке оглянулась. Ей показалось, что темнота за потоком анимы стала еще плотнее. Словно наступала ночь.

Дальше они прошли узкими коридорчиками между рядами запертых дверей в персональные каюты, которые, как объяснил Авель, использовались лишь при длительных полетах и многодневных развлекательных путешествиях. По требованию экскурсантов одна каюта была открыта, и каждый мог полюбоваться уютной комнаткой с диваном, парой кресел, столиком и даже с отдельным туалетом.

Сеньор Сабуро тут же громким шепотом изъявил желание испытать сверкающее белизной и металлом устройства, так как он, сеньор Сабуро, слегка переборщил с дармовыми лимонадом и соком, на что Авель веско объяснил таким же громовым шепотом, что для пассажиров эконом-класса имеются не менее удобные, хотя, возможно, и не такие роскошные, устройства дальше по коридору, но, учитывая те дружеские отношения, которые установились между ним, Авелем, и сеньором Сабуро, он, Авель, готов пойти на некоторое нарушение корабельного распорядка ("Учтите, сеньор Сабуро, распорядка, а не УСТАВА, который не может нарушить ни по букве, ни по духу даже сам господь бог, реши он воспользоваться услугами "Альбатроса") и предоставить сеньору Сабуро на одну минутку в личное распоряжение этот уютный кабинетик, но только в том случае, если он, сеньор Сабуро, пообещает... Дальше Авель перешел на настоящий шепот, и сеньор Сабуро согласно кивнул.

Около последней двери, обшитой металлом, экскурсия вновь остановилась. Прыщавая все еще болталась на руке Авеля и постреливала в него глупенькими глазками. Сэцуке обнимала Эдварда, который продолжал хранить необычно угрюмое молчание, но, тем не менее, так же держал девочку за шею мягкими лапами. Сеньоры Сабуро и Сиро обменивались впечатлениями об особенностях подачи воды в здешних туалетах, а господин и госпожа Коноэ с младенцем замыкали шествие. Госпожа Коноэ громко вздыхала и выражалась в том смысле, что полет продолжительностью в несколько страж никак нельзя назвать слишком коротким для того, чтобы не использовать персональные каюты.

- А вот здесь, - Авель постучал по металлической двери с многочисленными задвижками, - находится гордость "Альбатроса" и всей компании "Цеппелин". Символ нашей уверенности в абсолютной безопасности и комфорте. Желаете взглянуть, леди и джентльмены?

- Желаем! - пискнула прыщавая. Сэцуке поморщилась. Неужели и она так же глупо выглядела?

По лестнице сверху спускался человек в комбинезоне с большим ящиком в руке. От него пахнуло чем-то горячим, механическим.

- Развлекаешься? - спросил он Авеля.

- Развлекаю, - веско ответствовал Авель.

- Ну-ну, - хмыкнул человке, встряхнул ящик, в котором звякнули железки, и продолжил путь вниз.

14

Голос Никки-химэ был настойчив: "Агатами, ты ищешь не там и не то! Я запрещаю тебе акцию в Киото! Это очень опасно и совершенно бессмысленно. Понимаешь?"

Понимаю, Никки-химэ... Теперь можно понимать, потому что уже ничего нельзя сделать. Только стыд и отчаяние, отчаяние и стыд.

Страшные люди. Люди всегда страшны, но страшнее всех - бог. Император. Враг. Отвратительное, гадкое существо, плавающее в своей колбе, опутанное проводами, морщинистое, волосатое. Пиявка мира, лигух.

"Так тебя зовут Агатами? - лицо расплывчато, туманится, шевелится, только поросячьи глазки буравят ледяным взглядом - безжалостным и яростным. - Агатами? Очень хорошо, Агатами. Рад встречи с тобой. Как поживает наша Принцесса?"

"Очень хорошо, - булькает Император. - Очень хорошо!"

Ему, наверное, действительно очень хорошо, потому что Агатами с ужасом и отвращением видит, как напрягается его пенис, но ремни все плотнее охватывают ее тело, прижимая к многочисленным раскаленным иглам. Дальше - только тьма и боль, много тьмы и целый океан боли...

"Хорошая девочка, - всплывает из океана муки перекошенная голова господина канцлера, - наша девочка!"

"Дура! - кричит Рюсин. - Дура!"

А Хисао, Монро, Сен и Чируби, по прозвищу Кукла, уже ничего не кричат. Мертвые не умеют кричать в снах живых. Они лишь смутными тенями окружают тебя и гладят ледяными ладошками твое искалеченное тело.

Но Тэнри тоже молчит. Презрительно, со своей вечно кривой ухмылкой, которую она ненавидит с первого дня их знакомства, которую она готова согнать с его лица ударом кулака, разбить в кровь эти губы, которые по глупости целовала. Тэнри всегда молчит. Лучше бы он кричал. Лучше бы он кричал. Или избил ее. Отлупил. Выпорол ремнем. Как глупую девчонку, которой она когда-то была...

...Они пробирались сырыми тоннелями заброшенной канализации. Хисао, Монро, Сен и Чируби, по прозвищу Кукла. И Агатами. Агатами-мстительница, Агатами, возомнившая себя равной богам и присвоившая себе право расправиться с ними, отомстить за увечный мир. Слепыми и бессердечными богами. О, на это не жалко положить собственную жизнь. Да что там - собственную! На это не жалко положить и жизнь Куклы - крошки, неведомыми путями попавшей в Сопротивление.