Сергей Борисов - Искатель. 2009. Выпуск №09

Говард отхлебнул пива. У «Будвайзера» сегодня был какой-то странный привкус. Пустая банка полетела в мешок для мусора, привязанный к носовым релингам.

Итак, Матти занят, Матти отпадает. Нужна другая кандидатура на роль единомышленника и партнера в скромном туристическом бизнесе.

Нельсон Хьюэлл! Может быть, ему в конце концов наскучит сражаться с ветряными мельницами и захочется пожить для себя — где-нибудь под жарким южным солнцем. Наверняка наскучит, вот только как скоро?

— Мистер Баро?

Говард оглянулся.

— Мы из полиции.

Еще одна парочка. Такая же невзрачная.

— Ваши коллеги уже расспрашивали меня.

— О чем?

— Как о чем? О вчерашнем происшествии.

— О каком именно?

Говард непонимающе переводил взгляд с одного ничего не выражающего лица на другое. Что их здесь, под копирку, что ли, делают? Или клонировать научились, как овечку Долли?

— О нападении на Дина Робертса, конечно, — терпеливо пояснил он. — К сожалению, ничем помочь не могу. Не видел, не слышал… Или еще что-нибудь случилось?

Полицейские выдержали садистски длинную паузу, после чего один из них спросил:

— Вы знаете Нельсона Хыоэлла, сэр?

— Что произошло?

— Так вы знаете Нельсона Хыоэлла, сэр?

— Да, да, знаю! Что с ним?

— У него неприятности.

Плот приподнялся, потом ухнул вниз. Говарда захлестнуло волной. Когда голова оказалась над водой, он сделал несколько судорожных вдохов, прочищая легкие и сознание. Добившись этого, он изловчился и просунул руку в петлю до локтевого сгиба. Разжал пальцы левой руки, мертвой хваткой сомкнувшиеся на воротнике спасжилета русского, и тут же схватил его правой рукой, как бы пристегнув и себя, и Горбунова к плоту. Только бы не порвалась петля!

Ему вновь потребовалось время на то, чтобы отдышаться. Опустив руку в воду, Говард нащупал пряжку брючного ремня, рас стегнул и выдернул его. Один конец он пропихнул под плечевую тесьму спасательного жилета, другой продел через соседнюю петлю на борту плота. Благодаря удачной конструкции пряжки, он смог, действуя одной рукой, превратить кожаную полосу в прочное кольцо. Теперь можно было отпустить Горбунова без опасения, что русского отнесет в сторону. На то, чтобы плыть вдогонку, у него уже не хватит сил.

Говард подтянулся и встал на ступеньку трапа, свисающего с борта плота и утяжеленного снизу свинцовыми грузилами. Замер, собирая воедино остатки силы, крупинки решимости и осколки веры. Затем забросил ногу и, подавшись вверх и вперед, перевалился через борт.

Он лежал и не мог пошевелиться. Потом снова услышал голос сержанта Матиаса Болтона:

— Встать, солдат! Это приказ!

Говард не мог ослушаться приказа. Он поднялся на колени, уперся грудью в бортовой баллон и стал расстегивать пряжку ремня. Расстегнув, ухватил русского за воротник спасжилета и потянул на себя, чувствуя, как вытягиваются в струны жилы, как вопят, протестуя, мышцы.

Тело Горбунова, казалось, было отлито из бронзы.

Им не воздвигнут памятник… Они просто исчезнут…

Говард тряхнул головой, разгоняя предательские мысли.

Русский скользнул вниз. Говард чуть не упустил его.

Ему стало жарко.

Схватить покрепче, вздохнуть поглубже — и рывок! И еще!

Кипящая волна, вновь вознаграждая Говарда за упорство, подтолкнула русского. Ее энергии в сочетании с последним отчаянным усилием человека хватило, чтобы втащить Горбунова на плот.

Сердце рвалось из клетки ребер. Говард склонился над русским:

— Андрей!

Лицо Горбунова оставалось закаменевшим.

— Эй, очнись! — Говард стал наотмашь хлестать русского по щекам, не обращая внимания на то, что из раны на лбу Горбунова опять потекла кровь. Напротив, это его обрадовало. Живой, значит. — Очнись, тебе говорят. Это приказ, солдат!

Веки Горбунова дрогнули.

— Ну давай же, давай!

Русский пошевелился, из его рта хлынула вода.

Говард перевернул Горбунова и подсунул ему под живот канистру с водой.

— Наглотался? Ничего, это пустяки. Промывание даже полезно.

Горбунова выворачивало наизнанку, его сотрясали конвульсии. Потом русский перекатился на бок. Глаза его блуждали.

Плот дернулся. Это напомнил о себе трос, соединяющий плот с яхтами. Приподнявшись, Говард откинул шторку, закрывающую вход.

Яхты погружались в пучину. Это была агония.

Говард достал нож и перерезал трос, иначе яхты утянут плот за собой.

— Что там? — прохрипел Горбунов.

Вместо ответа Говард подвинулся, чтобы и Андрей мог видеть печальный конец их парусников.

«Снежинка» скрылась под водой.

Исчезли надстройки «Полярной птицы». Мелькнула в волнах ее мачта.

Русский сцепил зубы так, что на скулах вспухли желваки. Кровь на лбу размывали морские брызги.

— Кончилась гонка, — в бессильной злобе он ударил по борту плота. Резина, спружинив, отбросила кулак. Потом Горбунов вцепился пальцами в свое искалеченное ухо и принялся нещадно терзать его.

— Это еще не конец, — сказал Говард. — Мы живы. По-моему, это важнее.

Непослушными пальцами он стал пришнуровывать дверь-шторку, чтобы хоть как-то отгородиться от бушующего океана. Хлипкая преграда, но другой у них не было.

Внезапно плот накренило. Говард не удержался на ногах. Падая, он увидел прямо перед глазами бок «мельницы», которую Горбунов забрал с погибающей «Северной птицы». Инстинктивно Говард отвернул лицо.

Удар пришелся в висок.

В полумраке, разлитом под тентом плота, лицо американца казалось мертвенно бледным. Совсем как у покойника. Только в отличие от усопших — безвременно или по истечении отведенного им природой срока — Говард дышал.

Не обольщайся, подумал Андрей, ты не краше. Его мутило, голова шла кругом, он дрожал от холода, но был жив, и это примиряло с горечью во рту и с красными кольцами перед глазами.

Когда Баро ударился о лебедку, вскрикнул, вытянулся и затих, Андрей испугался худшего, но после осмотра раны, очень похожей на некогда «заработанную» им в плимутском пабе, от сердца у него отлегло. Содранная кожа, ручеек крови — пустяки, оклемается.

В коробке с красным крестом, прижатой к борту плота эластичной резиновой лентой, Андрей нашел йод, баллончик со стягивающим клеем… Он насколько смог обработал рану, прижал ее пластырем и подумал, что надо бы уложить американца поудобнее. Однако в данном месте и в данное время это представлялось затруднительным. Прорезиненная ткань прогибалась, и в выемки стекала вода, которая без особых хлопот проникала в щели вокруг шторки с очевидным намерением превратить плот в наполненную до краев ванну. Плюс вещи, захваченные с гибнущих яхт. Они устилали пол и путались под ногами. Хотя под ногами ~ это громко сказано. Передвигаться по внутреннему пространству плота можно было только на коленях. Его купол позволил бы выпрямиться лишь подростку, взрослого же человека заставлял пригибаться. Но даже если бы арки, подпирающие полог, были повыше, удержаться на ногах удалось бы лишь эквилибристу. Буря не щадила плот: он подпрыгивал, вздрагивал, скользил то вверх, то вниз, ни мгновения не оставаясь на месте.