Журнал «Если» - «Если», 2011 № 10

— Полторы мили, почти восемь тысяч футов, — констатировал он, щурясь на мой альтиметр.

— Мы поднимаемся медленно, со скоростью около пяти миль в час, — доложил я.

— Шесть минут до положенной высоты, — ответил он. — Ангелику нашли, по всей видимости, на одиннадцати тысячах футов. Сможете удержать эту отметку?

— Да, сэр. Выпустив немного горячего воздуха из баллонета, я уменьшу плавучесть и стабилизирую высоту.

Я сбросил немного теплого воздуха, и мы продолжили подниматься, но гораздо медленнее. Согласно альтиметру, мы остановились на двенадцати тысячах футов. По моим прикидкам, нас сносило на северо-северо-восток со скоростью три метра в час. Направление ветра здесь оказалось иным.

Именно на этом уровне начались видения. Собственно говоря, выражение «видения» не совсем подходит, это были, скорее, воспоминания, но не мои, а привнесенные. Я словно шел вдоль каналов, прорытых в пустыне красного песка под неестественно темно-синим небом с бледным и крошечным солнцем, В отдалении я наблюдал скопление зданий из громадных кристаллов селитры, полевого шпата и кварца.

До сих пор я мало внимания уделял Ангелике, так как был занят горелкой, показаниями альтиметра и необходимостью следить за направлением и скоростью нашего скольжения относительно земли. Вдруг лорд Гейнсли тронул меня за локоть и указал на женщину. В начале подъема Ангелика сидела на полу плетеной корзины, безучастная к тому, что ее окружало. Сейчас она уже была на ногах и заглядывала за борт корзины. У меня на глазах она отвернулась и стала изучать мой альтиметр высоты. С целую минуту, по меньшей мере, она всматривалась в столбик ртути. Потом медленно подняла руку и сделала горизонтальное рубящее движение рукой.

— Язык знаков, — сказал Гейнсли. — Она говорит, что понимает происходящее. Мол, раньше мы поднимались, а теперь остановились.

— Больше того, — отозвался я, причем по коже побежали мурашки. — Она уже после минутного осмотра поняла принцип действия ртутного альтиметра!

В Лондоне, на уровне моря, Ангелика не проявляла ни малейшего интереса к предметам и механизмам. Здесь же считывала показания альтиметра, а такое не по плечу девяноста девяти из ста моих соотечественников-британцев.

Я заметил ее взгляд. Впервые он был настороженным, даже расчетливым.

— Ангелика? Ты меня слышишь? — спросил лорд Гейнсли.

При звуке своего имени она повернула голову.

— Поговори со мной, Ангелика, — настаивал лорд Гейнсли. — На английском, французском, хинди — на любом языке.

Он приложил руку к уху, показывая, что ждет ответа. Ангелика молчала.

Со скоростью пешехода мы скользили над землей. Далеко внизу виднелись фермы и усадьбы. Гейнсли продолжал уговаривать Ангелику. Его ждало разочарование. Он показывал ей картинки лис, медведей, даже набросок себя самого. Она проявила некоторый интерес, но не произносила ни слова.

— Как долго мы в воздухе? — спросил он меня.

— Час тридцать минут.

— Сколько у нас есть в запасе?

— Очень немного. Лаковый слой на шелке, кажется, поврежден. Похоже, мои ребята пропустили какое-то мелкое отверстие, поэтому теплый воздух понемногу утекает. Я уравновешиваю это, поддавая топлива и работая мехами, но воздух холодный и разреженный, и расходуется слишком много масла.

Лорд Гейнсли нахмурился, но спорить не стал. Это ведь корабль, а я его капитан. Он вернулся к Ангелике. Ветер переменился и начал относить нас назад к Лондону. Я мало что мог сделать, разве только время от времени поддавать теплого воздуха, чтобы удерживать высоту. Ангелика все более оживлялась. Она изучила магнитный компас, карманные часы лорда Гейнсли и даже горелку. И внезапно, мягко отстранив меня, долила чуточку масла и сама встала за меха.

— Поразительно! — ахнул я. — Она определила суть работы, просто наблюдая за ней.

— Развитый ум, — сказал лорд Гейнсли.

— И понимание механизмов.

Теперь Ангелика подвергла пристальному изучению альтиметр, в котором ртуть указывала, что мы поднялись еще на четверть мили.

— Определенно, она понимает, как функционирует не только воздушный шар, но и альтиметр, — сказал я. — Очень немногие из моих пассажиров могли похвастаться тем же.

— Здесь, в разреженном воздухе, она преобразилась, — заметил лорд Гейнсли.

— Как такое возможно?

— Помните мою теорию адаптивной морфологии? Повторяю, Ангелика принадлежит к народу, живущему очень высоко в горах. Подъем в прохладный, разреженный воздух освобождает ее ум от тины, которой дышим мы.

— Но ведь она не заговорила.

— Однако поняла, как функционирует воздушный шар.

— У народа лис, наверное, собственный язык, — предположил я.

В это мгновение, как раз когда мы начали спуск, Ангелика застучала по циферблату альтиметра, а другой рукой указала вверх. И стучала она по делению, обозначающему восемь миль. На этой части циферблата я отметил некалиброванные проекции высоты. Ангелика смотрела на меня глазами, полными мольбы. Подняв повыше пустой бочонок из-под масла, я покачал головой. Она как будто поняла, потому что села на пол плетеной корзины и смежила веки, словно смирившись с неизбежным.

Используя разницу и перемены ветра на разных высотах, я сумел привести нас назад к поместью лорда Рейнсли, потом спустить на землю всего в миле от места, откуда мы поднялись. Вскоре явились Келли и Фелдмен с телегой, потом конюх Гейнсли подал прогулочную коляску. Его светлость поспешно усадил в нее Ангелику и скрылся из виду, но вскоре вернулся поговорить со мной, пока я помогал моим ребятам упаковывать воздушный шар.

— Насколько высоко мы сможем подняться? — спросил он. — И как долго сумеем там пробыть?

— Нагретый воздух ставит свои ограничения, — вновь пустился я в свои объяснения. — Воздушный шар должен нести собственное топливо. Подняться выше — значит, использовать больше горючего. И если так, то меньше остается на поддержание температуры и, соответственно, высоты.

— Вы сумеете построить шар, который достиг бы высоты в восемь миль?

Я едва не поперхнулся. Вопрос был сродни тому, способно ли новое ружье пристрелить утку, которую уже убили.

— Смысла нет, — ответил я. — Уже на пяти милях воздух настолько разрежен, что невозможно дышать.

— Но вы способны построить такой шар?

— Да, существуют шарльеры, надуваемые водородом, но что толку? Туда взлетят наши трупы.

— Тогда как высоко можно подняться?

— То есть какая высота безопасна? Мой ответ — четыре мили.

— Почему четыре?

— Я имею некоторый опыт: поднимался на три с половиной мили. Это было мучительно: у меня и моего спутника посинели губы, очень быстро наступила слабость. Четыре мили — вдвое больше, чем мы достигли сегодня.