Журнал «Если» - «Если», 2011 № 10

У моего отца было два присловья, которыми я руководствовался. Первое: удача — это распознанный шанс. Звучало достаточно здраво, вот только шанс, как правило, от меня ускользал. Второе: то, что слишком хорошо, чтобы быть правдой, никогда правдой не бывает. Звучало не столь оптимистично, зато во многих случаях уберегало меня от беды. Лорд Гейнсли и его прожекты казались слишком хорошими, чтобы быть правдой, однако платил он достаточно щедро.

Я возвращался из Шеффилда, и до поместья лорда Гейнсли оставалось миль десять, когда внезапно разразилась гроза. Поскольку день клонился к вечеру, я решил заночевать в маленькой гостинице на краю деревушки. Я как раз отведал пирога со свининой, когда ко мне подошел бородатый мужчина. Вроде бы сезонный рабочий, но стоило ему открыть рот, как иллюзия развеялась.

— Так значит, вы последний воздухоплаватель Гейнсли, — сказал он с французским акцентом тихим, почти заговорщицким голосом.

— Мы не знакомы, сэр, — ответил я настороженно.

— Моя фамилия Норвен, и я знаю, что вы Гарольд Паркс.

Я жестом указал на стул.

— Вы назвали меня последним воздухоплавателем лорда Гейнсли, а ведь барон не летал, пока я не взял его с собой.

— У него было четыре воздухоплавателя. Первый — Роутли, он погиб на загадочной дуэли в тысяча восемьсот тридцать первом. Сэндерсон умер от пищевого отравления два года спустя. Элдерс выпал из вагона поезда в тридцать седьмом, его нашли возле путей с переломанной шеей. Готов прозакладывать последний фунт, она была сломана до того, как он упал.

Укол тревоги… но незнакомец не проявлял ни тени враждебности.

— Вы сказали, четыре воздухоплавателя…

— Я сел на рыболовецкое судно, которое якобы должно было отвезти меня домой во Францию. Когда мы на милю отошли от берега, меня приковали к куску рельса и перевалили за борт.

— Тем не менее вы здесь и живы.

— Отмычка всегда при мне. Рисковый вышел переплет: вскрывать замок в темноте, под водой, но я это сделал.

Я знал, что перечисленные им воздухоплаватели мертвы, ведь мы сообщество небольшое.

— Воздухоплаватель Эдуард Норвен был французом и ветераном наполеоновских войн. Он исчез в тридцать шестом.

— Именно так я и поступил, месье Паркс. Семнадцатого июля в час пополуночи. Такие дни не скоро забудешь. Я отрастил бороду и взял себе другое имя.

— Вы можете доказать, что тут замешан Гейнсли?

— Вы можете доказать, что у вас с Гейнсли были какие-то деловые договоренности? — спросил он в ответ.

Я поднял палец и открыл рот, собираясь ответить… но промолчал. Все суммы уплачивались наличными. Мои люди, Келли и Фелдмен, теперь жили в поместье лорда Гейнсли, и я тоже. Вероятно, краска сошла с моего лица. Норвен улыбнулся и отпил из кружки.

— У вас сны и видения, месье Паркс, — продолжал он. — Видения обрушиваются на вас, когда вы поднимаетесь с Гейнсли и Ангеликой. Они начинаются приблизительно на десяти тысячах футов, на высоте, где разум лисы чуть проясняется. Она словно выходит из пьяного ступора и бессвязно бредит.

— Но ни разу не произнесла ни слова…

— Она не такая, как мы. Она говорит мыслями; ее слова — образы мыслей. Я бы вам предложил ничего пока Гейнсли не сообщать.

— Почему?

— Вы все еще живы.

Его слова слишком походили на правду.

— Я видел ландшафты, сплошь красные и зеленые под фиолетовым небом, — продолжал Норвен. — Там раскинулись города из серебристых кристаллов, улицы которых были усеяны трупами, хотя здания уцелели. Как будто сцены чумы. Меня словно бы тащили по городу, заставляли смотреть на тела. На оставшихся в живых были шлемы и балахоны, напоминавшие костюмы для ныряния, вот только шлемы из стекла и без дыхательных трубок.

Тут я не на шутку испугался. Норвен описывал в точности то, что наблюдал я в видениях и снах. Я решился на откровенность, чтобы завоевать его доверие.

— А еще меня посещали сны, полные огромных сверкающих предметов, которые плыли в темноте на фоне незнакомых созвездий, — признался я.

Он кивнул.

— У меня были сходные видения. Расскажите о своих подробнее.

— Я не могу описать блестящие предметы, поскольку они не похожи ни на что земное. Тем не менее они двигались с величавостью огромных кораблей. Они расцветали белым огнем, который желтел, потом превращались в мерцание, затем — в блестящие облака осколков.

— Боевые корабли, возможно, сражающиеся в ночи. Я видел, как огромные толпы славят Ангелику. Произошла битва. Она была предводителем.

— Женщина-предводитель? Абсурд.

— Почему? В настоящее время молодая королева Виктория — монарх вашей огромной империи. В шестнадцатом веке вами правила королева Елизавета, и она была воительницей. У нас во Франции прославилась Жанна д'Арк.

И снова мы сидели молча. Но теперь я уже обливался холодным потом, невзирая на ревущий в очаге огонь.

— По моему мнению, Ангелика спустилась откуда-то с очень большой высоты, — рассуждал вслух Норвен. — Возможно, из Тибета, областей, которые еще не исследованы. Я изучил все карты, какие только существуют. Я читал отчеты первооткрывателей Силбрука и Уэбба. Они упоминают горы пяти миль в высоту. Думаю, наши видения — о городах в тех горах. Там территория, размером с Францию, о которой нам ничего не известно… А трупы в видениях? Что вы о них думаете?

— Эпидемия. Ангелика бежала, спасая свою жизнь. Вниз — из прохладного, чистого воздуха. В плотную, насыщенную, теплую, усыпляющую атмосферу людей. Ее мозг одурманен плотным воздухом. Возвращение в горы исцелило бы ее, ведь на моем воздушном шаре, в четырех милях над гостиницей, где мы сидим, ее разум начинает проясняться.

— Никакая это не эпидемия, — возразил Норвен. — У меня было четыре года на размышления. Ангелика не бежала от болезни, ее изгнали. Случилась война. Она была их Наполеоном и потерпела поражение.

— Чересчур уж фантастично… — начал я.

— Гейнсли надеется узнать секреты оружия народа, слушая ее бессвязный бред. Едва разум проясняется, она посылает бредовые видения в сознание всех, кто ее окружает. Вот почему он держит вас на службе. Он хочет выведать секреты, способные изменить мир. Он сделал наброски машин и оружия, которых пока не понимает, но каждый полет позволяет ему собрать все новые фрагменты ее мыслей. Его беда в том, что он всегда должен иметь при себе воздухоплавателя, поскольку в разреженном воздухе подвержен приступам дурноты. Вот почему он убил остальных. Он не хочет, чтобы кто-то другой собрал столько же видений Ангелики. А вас он презирает, поэтому не боится.

Тут я рассмеялся.

— Нелепица! Что может знать Наполеон или Веллингтон про ковку металла, литье пушек, механизм ружейного замка или даже ткань для мундиров! Такое известно ремесленникам, а не генералам.