Жюль Верн - «Если», 1997 № 11

В ближайших номерах журнала читателей ждет прямой разговор с Киром Булычевым и Гарри Гаррисоном. Ну а мы, чтобы не «терять темп», предлагаем вам обратиться к творчеству Евгения Лукина, который согласился ответить на вопросы читателей «Если». Ждем ваших писем в течение месяца со дня выхода номера.

Сегодня мы завершаем публикацию очерков, посвященных европейской НФ [14] («Если» №№ 7, 8, 10, 1997 г.) . В ближайших номерах «Если» мы познакомим читателей с традициями японской и китайской фантастики.

Считается, и по праву, что французская НФ — самая мощная национальная фантастика в Западной Европе. Мощная во всех отношениях: тут и исторические корни, и количество, и литературный уровень. Поэтому данный фрагмент — своего рода обзор в обзоре — будет и более объемным, и более обстоятельным, чем предыдущие. Начну с корней.

Мы говорим: фантастика, — понимаем: Верн. Однако французский «след» в этой литературе именем одного из ее основоположников и классиков не ограничивается. Полагаю, что имен Рабле («Гаргантюа и Пантагрюэль» — чем не шедевр ранней фантастики?), Сирано де Бержерака (автора «Иного света, или Государств и империй Луны» и, между прочим, проекта первой «многоступенчатой ракеты» в истории литературы!), Вольтера («Микромегас»), Кабе и Мерсье (признанных утопистов) вполне достаточно, чтобы уверенно оспаривать титул «страны, в которой родилась современная фантастика». Что бы там ни утверждали американцы…

Но прежде чем продолжить ряд имен, небольшое отступление.

В годы моей литературной молодости, когда в нашей фантастике гремели баталии — не нынешние, за место на рынке, а, смешно сказать, идейные, случилось мне наткнуться на статью одного из тогдашних молодогвардейских «заплечных дел редакторов». Возомнив себя; знатоком фантастики, этот деятель на подчиненной ему издательской площади опубликовал нечто о жизни и творчестве талантливого и ироничного французского художника-графика и писателя Альбера Робиды. Именно так — склоняя фамилию бедного француза «согласно падежов». Помнится, я выступил в «Литгазете» с репликой под названием «Читали ль вы Дюму?», где речь шла о защите языка и авторов: о писателе Гюге, математике Ферме и даже супругах Кюрях.

С тех пор много воды утекло: и где та «Молодая гвардия», и кому сейчас придет в голову (кроме президента, естественно) бороться за чистоту разнообразных языков! Но зуд блеснуть образованностью и порассуждать о философии Дерриды и оригинальной концепции де Шардена (для тех, кто не в курсе: фамилия последнего — Тейяр де Шарден, а имя — Пьер), увы, не прошел. Так вот, специально для «знатоков», публично возмущавшихся, почему это я в Энциклопедии фантастики поместил Сирано де Бержерака на букву «С» вместо положенной «Б», сообщаю «по буквам». Потому что фамилия бессмертного француза — Сирано де Бержерак, имя же — Савиньен. Приведу еще две столь же «вредные» фамилии, имеющие отношение к научной фантастике: Вилье де Лиль-Адан (имя его не Вилье, а Жан-Мари-Матиас-Филип-Огюст) и Ретиф де Ля Бретон (имя — Никола-Анна-Эдм).

Между прочим, фамилии в истории жанра славные. Первый автор знаменит романом «Ева будущего», в котором задолго до механической дивы из «Метрополиса» впечатляюще описана женщина-андроид; а второй — романом «Южное открытие», где этим самым открытиям и предвидениям несть числа…

И только после всех перечисленных явился Жюль Верн в компании своих верных последователей — Гюстава Ле Ружа, Андре Лори и Жозефа Рони-старшего; они представляли, в основном, сторону научную, а фантастику — Шарль Нодье, Теофиль Готье, Морис Ренар. А еще к НФ в XIX — первой половине XX столетия эпизодически обращались буквально все маститые французские писатели: Оноре де Бальзак, Ги де Мопассан, Дюма-отец, Луи Буссенар, Гастон Леру, Анатоль Франс, Андре Моруа, Марсель Эме, Анри Труайя (настоящее имя которого, кстати, Лев Тарасов), один из столпов литературного модернизма Альфред Жарри и знаменитый в свое время астроном, популяризатор науки и философ Камиль Фламмарион.

О таком генеалогическом древе можно только мечтать! Теперь по поводу количества.

Практически во всех западных странах научная фантастика совершала бурный спурт сразу вслед за появлением соответствующего печатного органа, всецело посвященного ей; таковым во Франции стал журнал «Фиксьон», издающийся с 1954 года. Именно тогда накатила первая волна переводов «с американского» — хотя девятый вал был еще впереди! — и поначалу журнал задумывался лишь как младший брат американского «Фэнтези энд сайнс фикшн». Однако новое издание сплотило вокруг себя местную литературную молодежь, а чуть позже к нему присоединилось еще два новых «Галакси» и «Саттелит». Так что в майском номере «Фиксьон» за 1959 год редактор журнала Алан Доремье, сам мастер короткого фантастического рассказа, не ради красного словца провозгласил явление «национальной школы». Казалось, вот он — Золотой Век, совсем как у американцев два десятилетия назад!

Но шестидесятые годы ожидаемого бурного роста не принесли: издаваемая во Франции фантастическая литература, хотя и сохраняла родные цвета (красный, белый, синий), но окрашены в них были все-таки преимущественно звезды и полосы. Лишь десятилетие спустя наступило некоторое оживление. И уже не только европейские критики, но и заокеанские, отдавали французской научной фантастике второе после СССР место 0 Старом Свете. А небывалый «разгул» местного фантастоведения вызывал изумление. Но…

Снова — «но». На протяжении всего прошлого десятилетия — ровное плато. Отношение к этой литературе по-французски легкое и не обязывающее: пуркуа бы и не па, как говорили в наше время… Книг издается предостаточно, конвенции бурлят, премии раздаются направо и налево, а вот мощной французской школы на родине Жюль Верна не видно и по сей день [15] Более подробно об авторах и произведениях современной французской фантастики см. в моем предисловии к сборнику «Планета семи масок» (М., 1993). (Здесь и далее прим. автора.) .

Может быть, дело в том, что лучшую — пришло время коснуться упомянутого литературного уровня — французскую научную фантастику создавали те, кто себя фантастом, в общем-то, не считал. В первую очередь, это Пьер Буль и Робер Мерль.

И все же отношение обоих с литературой, которую еще в конце 50-х годов местные критики прочили на смену бульварному «полицейскому роману», нельзя назвать легкомысленным флиртом. Три солидных романа (а если считать еще и философскую притчу «Мадрапур», то все четыре) у Мерля и, по крайней мере, шесть книг у Буля — казалось, эта любовь всерьез и надолго. Но Буль скончался в 1994 году, Мерль, насколько мне известно, еще год назад был жив, однако ничего фантастического более не написал.