Жюль Верн - «Если», 1997 № 11

При всем том оба поработали в фантастике славно! Хотя понимали ее несколько односторонне: в основном, как «роман политико-фантастический» — так сам Мерль определил свой остросюжетный триллер «Разумное животное» (1967).

Нет необходимости подробно останавливаться на этом, а также и на других произведениях, которые у нас хорошо известны: об апокалиптическом «пост-атомном» видении Мерля (монументальный «Мальвиль», 1972) и беспощадно-горькой сатире Буля («Планета обезьян», 1962) написано немало. Зато стоит, вероятно, хотя бы вкратце коснуться других книг этих авторов, так и не дошедших до отечественного читателя или явившихся к нам лишь недавно.

Сатире Мерля «Охраняемые мужчины» (1974) в советскую эпоху не повезло вовсе не из-за политики; хотя она в романе и присутствует, причем «антиамериканская», — дальше некуда! Испугал отечественных цензоров «секс». Забавно, но вот секса-то (в смысле «клубнички») в романе практически нет… Короче, Мерль ополчился против тенденции, в те времена еще трудно различимой, сегодня же превратившейся в общее место — пока, к счастью, только за океаном — феминистской революции. Еще одной в истерзанном революциями веке — и единственной успешной. Писатель два десятилетия назад разглядел в недалеком будущем еще одну возможную антиутопию, сравнимую с замятинской или оруэлловской, но только подкралась она незаметнее: шла себе тихо-мирно «сексуальная революция» да вдруг свернула с проторенной колеи, и до руля политики дорвались воинствующие феминистки. Ну и порулили всласть, отомстили мужчинам.

Зато ход в тогдашний СССР ранним фантастическим произведениям Буля преградил шлагбаум как раз чистой политики.

О Буле-фантасте заговорили уже после выхода его сборника рассказов «Ибо это абсурдно» (1957) и небольшой повести «Е=МС 2». Последняя представляет собой один из ранних примеров «альтернативной истории»: ученые-ядерщики в середине сороковых отказываются от создания атомной бомбы и переключаются на задачу противоположную — превращение энергии в материю; в результате Хиросима все же погибает, но заваленная неведомо откуда взявшимися грудами урана! А потом была «Планета обезьян», в общем-то, тоже случайно прорвавшаяся к нашему читателю… Случайно, потому как мрачная басня о человечестве, захлебнувшемся в болоте им же созданных вещей и в конце концов уступившем Землю поумневшим обезьянам, тогдашними отечественными идеологами была однозначно и, в общем, верно! — расценена как произведение антибуржуазное. И только. А ведь в книге, если внимательно ее читать, роздано по серьгам всем сестрам. Цивилизация на Земле в равной мере погибла от скудоумия «тех», и «этих» — Буль сказал это в открытую; его гротеск, несмотря на внешнюю «черноту», весьма прозрачен. Однако самое поразительное то, что и на Западе сатирические стрелы французского писателя увидели летящими лишь в одну цель.

Ну, отечественные ревнители — ладно, с ними все ясно. Но французская-то, французская пресса куда глядела, обозвав роман «фантастическим сновидением, математически логичным и безопасным»! Об американской киноверсии я и не говорю — тем более о ее продолжениях (кино- и литературных), по сравнению с коими и первый фильм смотрелся как Феллини или Тарковский. Словом, это у них, а не у нас «замотали» великолепную книгу, которой фантастика вправе гордиться.

Следующие визиты признанного прозаика в мир НФ — «Сад Канашимы» (1964), «Уши джунглей» (1972) и «Добрый Левиафан» (1978) — заметно уступают «Планете обезьян». Две первые истории — японского ученого-камикадзе, ценой жизни принесшего своей стране победу в космической гонке (он раньше всех высадился на Луне, но имея билет в один конец), и прослушивания вьетнамских джунглей с помощью нового сверхсекретного военного прибора — очевидным образом устарели; история же экологической катастрофы в результате очередной аварии супертанкера, наоборот, превратилась в кошмарную рутину ежедневных выпусков новостей. Что касается судьбы всех трех книг в СССР, то не перевели их в свое время, конечно же, ввиду «неактуальности». Космические гонки, прослушивание, засорение Мирового океана…

До середины 1990-х годов мы пребывали в полном неведении и в отношении еще одного видного французского «нефантаста в фантастике» — Ромена Гари. Но в случае с ним попали впросак не одни: и на родине с именем писателя, обстоятельствами его жизни и его творчеством вышла такая «робида», что…

Ромен Гари (по другим источникам фамилия его — либо Касев, либо Касевгари) родился в литовском Вильно (или, по другим сведениям, в грузинском Тифлисе), с 14 лет жил во Франции, военным летчиком сражался в рядах Сопротивления: к немцам у него, сына польских евреев, был особый счет. Затем стал писателем, причем создавал произведения на двух языках — английском и французском, получил сразу две Гонкуровские премии, что, заметим, запрещено статусом этой премии. Одну под собственным именем-псевдонимом Ромен Гари, другую — под именем Эмиля Ажара. Мистификация раскрылась только после самоубийства писателя в 1980 году, вызвав грандиозный скандал. Еще он был дипломатом, поколесил по свету, а закончил карьеру — вместе с жизнью — будучи Генеральным консулом Франции в Лос-Анджелесе…

Воистину, если не с самой фантастикой, то уж с создателями ее не соскучишься.

Фантастику же — в основном, на стыке научной и мистико-оккультной — Гари-Ажар пописывал аж с 1946 года, когда в романе «Тюльпан» с большой долей ехидства изобразил будущую Землю под властью чернокожих. Еще на его счету мистико-фантастический роман «Танец Чингиз-Кона» (1967), любопытная фантастико-теологическая притча «Последний вздох», первоначально вышедшая на английском языке в 1973 году, и несколько фэнтезийных рассказов.

Заканчивая с французскими прозаиками, эпизодически грешившими научной фантастикой, назову еще одно имя: Владимир Познер. Нет-нет, не популярный российский телеведущий, а видный писатель-коммунист [16] Напомню, что в стране, где не бросились лихорадочно переименовывать парижские улицы Робеспьера и Сталинграда, а День Бастилии отменять как национальный праздник, своего членства в ФКП не стыдились ни Пикассо, ни Мерль… (кажется, даже некий родственник нашего Владимира Владимировича) и автор добротного и умного научно-фантастического романа «Лунная болезнь» (1974). А вспоминая о фигурах периферийных по отношению к жанру, в первую очередь приходят на ум, конечно же, лидер-гуру литературного авангарда Борис Виан, а также видный прозаик Жан-Мари-Гюстав Ле Клезио. Обратимся теперь к собственно science fiction. Последние десятилетия эта литература во Франции представляет собой арену почти завершившейся войны «жюльверновской» романтической традиции с американизированной реальностью рынка. Чем закончилась битва — в общем, ясно. Пример тому — творчество таких авторов, как Б.Р. Брюсс (псевдоним Роже Блонде-ля), супруги Шарль и Натали Эннеберг, плодовитый Пьер Барбе (псевдоним Клода Ависа) и Мишель Демют [17] Я все же думаю, хотя и не настаиваю, что это псевдоним Жана-Мишеля Ферре, а не наоборот: Ферре — псевдоним Демюта (см. «Personalia» в «Если» № 8, 1996). Единственный источник, на который я могу сослаться, это немецкоязычная Энциклопедия фантастики под редакцией Альперса. Если кому-то доступны справочники на французском, где написано, что «Жан-Мишель Ферре» — псевдоним Мишеля Демюта, то, значит, так тому и быть. .