Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

Я охнуть не успел — лежал на полу, кинжала, правда, не выпустив, и никак подняться не мог.

А девушка — девицей или девкой ее назвать язык не поворачивался, уж больно зубы болели — стояла у кровати. Голая, красивая и опасная. Один взгляд на меня — и рванулась к Марку. Мальчишка так и застыл, таращась, видно, не приходилось ему голых женщин видеть. Сейчас И ему достанется.

Не досталось. Юбкой взмахнул, набросил ей на голову да и отскочил к стене. Девушка в окно влетела — чудо, что стекло не разбилось. Через миг оба они стояли в замысловатых позах, и было это одинаково смешно, потому что никогда раньше я не видел ребенка, который бы русское або знал, а уж голая женщина в стойке задиристого петуха — ничего смешнее на свете нет.

— Не сопротивляйся, Марк, — процедила девица. — Хуже будет!

Он молчал: то ли дыхание берег, то ли на движении ее ловил.

Я помотал головой и стал подыматься.

— Остынь, вор, не за тобой охота, — сказала девушка.

Может, и не за мной, верю теперь. Только когда охота медведя гонит, лисой случайной тоже не побрезгуют.

Тут она на меня бросилась! Ну и фурия! Русское або — вещь страшная, оно не для обороны придумано, для убийства.

Налетела на мой кулак — руки у меня длиннее, а ловкостью Покровительница не обделила. А дальше я полный ряд провел — от подсечки под колено, до удара в пах. На мужиков, конечно, рассчитано, только и ей несладко пришлось.

Прости Сестра, но ты же видишь — не женщина, а дикий зверь!

Скрутил я ее, прижал покрепче и крикнул Марку:

— Кидай сюда ее тряпки. Только карманы проверь.

Мальчишка повиновался. Я заглянул девушке в глаза, удовлетворенно кивнул. Пропала из них вся уверенность.

Неужто думала с мужиком в честном бою сладить?

— Одевайся… летунья, — сказал я, поднимаясь. — Не срамись перед мальчишкой.

Марк ухмыльнулся. Он весь был в горячке драки, а глаза нет-нет, да и елозили по голому телу.

Она молча стала одеваться.

— Нужно нам кое-что от тебя, летунья, — сказал я. — Дашь — свяжем, но не тронем. А нет… уж прости…

Она молчала, застегивая небесно-голубой жакет. Форма у летунов — как праздничная одежда. Голубые шелка, медные пуговицы, белые кружевные оторочки. Даже теплые чулки — в тон, из белой и голубой шерсти. Знаки различия на форме в виде серебряных птичек.

— А нужна нам карта, — продолжил я. — И еще запал.

— Ну и что? — спокойно сказала девушка.

— Думай, подруга небесная, — я подошел, крепко взял ее за руку. — Будешь драться, руки переломаю. Давай карту и запал.

Девушка презрительно усмехнулась.

— Как тебя зовут? — властно спросил Марк.

Она вздрогнула. Ответила без особой охоты:

— Хелен.

— Романка? — на всякий случай уточнил я, хотя как может высокородная летунья старые корни сохранить. — Так вот, Хелен, выхода у тебя нет. Сделаешь, что велю, — будешь жить.

— Жизнь без чести — хуже смерти.

— Это верно. Только чести тебя лишить — дело недолгое.

Хелен пожала плечами. Стояла гордо, как истинная дама перед виноватым слугой. А ведь болело у нее сейчас все, что только болеть могло.

— Когда дворовый пес гадит на тебя — это не позор. Позор псу под хвостом вытирать.

— Мы для тебя — псы дворовые? — я разозлился. — Сейчас узнаешь, зачем псам зубы…

— Ильмар…

Марк подошел к нам. Покачал головой:

— Она карты и запал на Слове прячет. Летунов учат любую боль терпеть… глянь ей на плечи, там следы от игл должны остаться.

Хелен яростно сверкнула глазами.

— Веди ее к планёру.

— Далеко не улетишь, Марк. Запала нет, карт не знаешь.

Хелен вроде и не сомневалась, что поднять планёр в воздух мальчишка сумеет. Я это в уме отложил, но ничего не сказал. Толкнул девушку, повел перед собой, не выпуская руки.

Что он задумал, мой странный попутчик?

В полном молчании мы шли к планёру. Беда, беда тяжкая, уже светло стало, уже со стен форта можно нас увидеть — двух каторжан, что высокородную летунью под конвоем ведут. Нет спасения.

Возле планёра Марк ускорил шаг, влез в кабину. Пояснил:

— Я не знаю, летунья, можешь ли ты весь планёр в Холод спрятать. Только теперь не выйдет.

Хелен молчала.

— Руби тросы, Ильмар! — велел Марк.

Не выпуская Хелен, я обошел планёр, обрезая удерживающие веревки. Летунья болезненно сморщилась, глянула на меня. Прищурившись, я покачал головой: «не вздумай».

Мы вернулись к кабине, где вовсю орудовал Марк. Поворачивал рычажки, давил на педали, крутил ручки. Планёр дергался, как живой, колебались концы крыльев, ходил налево-направо хвост.

— Машину погубите и сами погибнете, — предрекла Хелен.

— Может быть, — согласился Марк. — Выхода у меня нет.

— Тебе даже с полосы не стронуться!

— Сдвинусь. Ветер хороший. До воды далеко, может, и выпрямлюсь. Поток восходящий, скажешь нет?

— Все равно не дотянешь!

— Я попробую, — сказал Марк, и в голосе была такая твердость, что я понял — он полетит.

— Я с тобой, парень, — сказал я, — все равно один конец.

— Дай запал и карты, — потребовал Марк.

— У тебя налета нет, до материка не каждый ас дотянет!

— Конечно, Хелен, Ночная Ведьма… куда мне до тебя. Только я попробую.

Когда он назвал ее Ночной Ведьмой, по лицу девушки скользнула гримаса. Смесь гордости и обреченности.

— Не делай этого, Марк. Вспомни честь!

— Моя честь со мной, капитан! Свою береги.

Вот это да. Женщина — а в чине капитана.

Она стряхнула мою руку, и я не стал ее удерживать. Убивать Марка она не собиралась, чувствую, трясется за его жизнь.

— Садись сзади, Ильмар, — велел Марк. — А ты гляди, Хелен, как твоя птичка летать умеет.

Отодвинув девушку, я полез на заднее кресло. Сестра, Сестра, образумь, что ж я делаю? Хоть часок бы еще пожить… рассвет увидеть… Мысли в голове метались, будто певчие сверчки в клетке, руки тряслись. И все же я забрался в тесную клетку кабины, скорчился на втором сиденьи, просунув ноги под кресло летуна, на решетчатый деревянный пол.

— Втроем точно не дотянуть, — мертвым голосом сказала Хелен. — Пусть он вылезет. Я… я поведу.

Что же это, унесется Марк на планёре с Печальных Островов, а мне расхлебывать?

Марк улыбнулся во всю перемазанную физиономию. Подмигнул, и страх, что меня бросят, вновь сменился ужасом перед полетом.

— Втроем полетим, Хелен. И не спорь.

Не дожидаясь ответа, он полез ко мне, плюхнулся на колени, заерзал, пытаясь устроиться удобнее.

Ночная Ведьма, летунья Хелен, обреченно огляделась по сторонам. Будто надеялась увидеть толпу солдат, что навалятся на хрупкий планёр, не дадут ему взлететь.

Но никого не было на летной площадке.

— Искупитель… — прошептала она, глянула в небо и решительно полезла на переднее сиденье.

Мы с Марком затихли. Дохнуло холодом. В руках Хелен возник маленький железный цилиндрик, и она всадила его в пустующее гнездо на доске с приборами.