Грэхэм Мастертон - Проклятый

Всю дорогу с пристани Салема я боялся этого возвращения. Я волокся по Вест Шор Драйв в темпе менее двадцати миль в час, к ярости едущего за мной водителя грузовика. Но наконец я приехал на место. Вот уже у подножья холма стоял мой дом, выглядящий нище, старо и грустно под пасмурным небом. Я развернулся и, паркуясь у дома, решил, про проведу здесь ночь в последний раз. Дом казался мне настолько холодным и враждебным, что я уже не хотел в нем больше жить.

Охваченный злым предчувствием, я вышел из машины и подошел к двери. Разболтанная оконница постукивала на ветру: крючок выскочил из захвата в стене во время погодных неурядиц. Она будет стучать так всю ночь, разве что я принесу лестницу и укреплю захват. Я открыл переднюю дверь и вошел в дом. В нем ничего не изменилось. Тот же холод, та же вонь гнилья и то же настроение заброшенности и ужаса.

Прежде всего нужно было разжечь камин в салоне. Когда языки пламени стали лизать поленья, я налил себе выпить и, все еще не снимая плаща, вошел в кухню, чтобы проверить, что у меня есть на ужин. Конечно, я мог съесть бифштекс Солсбери или курицу в соусе, или консервированное мясо, подогрев его. Но как-то у меня не было желания ни на первое, ни на второе, ни на третье. Но чему я в самом деле тосковал, так это по жаркому с красным перцем, приготовленному Джейн, жгучему от перца и густому от фасоли по испанским рецептам. Мне стало жаль и Джейн, и самого себя. Мигающий призрак, три ночи кряду навещающий меня, почти стерся из памяти, успев стереть в моем мозгу образ любимого лица Джейн, так что когда я пытался вспомнить, мне с трудом приходила на ум эта ужасающая электрическая маска.

- Джейн, - прошептал я сам для себя, а может, даже немного и для нее. - Ведь Данте писал - нет большей грусти, чем воспоминание о счастливых временах во время бедствия. Меня выучил этому фрагменту мой бывший шеф из Мид-Вестерн Кемикал Билдинг.

- Джон, - раздался в ответ чей-то шепот.

Она была здесь, в этом доме. Я знал, что она была здесь. Ветер, который вздыхал в камине, балки потолка и оштукатуренные стены были пропитаны ее присутствием. Никакие экзорцисты не могли изгнать ее отсюда, поскольку она стала частью дома и каким-то удивительным образом стала частью и меня самого. Инстинктивно я знал, что пусть даже я уеду подальше отсюда, даже в Сент-Луис или дальше, или вообще на Западное Побережье, Джейн всегда будет со мной. Она будет шептать мне и уговаривать, чтобы я ее любил, она будет втягивать меня все глубже в этот призрачный мир электрического чистилища, пока наконец моя жизнь не станет невыносимой. Я любил ее, когда она умерла, но я знал, что если она и дальше будет меня мучить, то я в конце ее возненавижу. Может, именно это и встретило миссис Саймонс. Она не хотела подчиняться прихотям своего умершего мужа, и тот ее убил. Как долго это продлится, пока не встретит меня.

Я подумал, что наверно мертвые ревнуют живых. Брак Чарли Манци распался, поскольку появился дух его сына. Джордж Маркхем все больше беспокоился о своем умершем брате. Моя связь с Джилли была под угрозой, пока я не отошлю дух Джейн на отдых. Один черт знает, сколько осиротевших жителей Салема и Грейнитхед открыло, что умершие родные ревниво защищают свои права и не позволяют иметь чувственные связи с другими людьми.

Прошлой ночью я думал, встречу ли я после смерти Джейн. Что она шептала мне сегодня утром, когда я бултыхался в воде? "Не оставляй меня". Как будто хотела, чтобы я тоже умер и чтобы мы снова были вместе. Я задумался, а не такое ли встретило миссис Гулт. Была ли она вызвана умершей матерью? Чувствовала ли она, что может быть счастлива только тогда, когда совершит самоубийство и присоединится к своей матери в мигающем мире духов?

Может, я проявляю склонность делать поспешные выводы, так же, как Эдвард. Но я начал подозревать, что все эти сверхъестественные явления имели одну цель: вызвать у осиротевших людей нелюбовь к реальному, материальному миру, убедить их в том, что лишь после смерти они смогут найти счастье и покой. Совсем так, будто мертвые экзорцировали живых, в то время как живые должны экзорцировать мертвых. И хотя я не знал, имело ли это что-то общее с "Дэвидом Дарком", я пришел к выводу, что Эдвард прав, и что тут действуют могучие зловещие силы.

Я допил виски и вернулся в салон, чтобы налить себе еще порцию. Заскрежетали часы в холле, а потом пробили шесть вечера. Было больше, чем я думал: время для меня будто ускорилось после четырех часов. Огонь в камине трещал и гудел. Я подложил еще пару поленьев.

Лишь тогда я случайно посмотрел на картину с "Дэвидом Дарком", которую Эдвард оставил прислоненную к креслу. Картина выглядела немного иначе, хотя я и не мог сказать, что в ней изменилось. Я поднял ее и внимательно изучил ее в свете лампы. Она казалась мне более темной, более хмурой, как будто в ней не хватало солнца. И я был уверен, что когда смотрел ее раньше, то не видел этой угрожающей кучи туч с правой ее стороны.

Может, эта картина действовала как спиритическая лакмусовая бумага? Когда в воздухе висела опасность, она темнела и приобретала грозный вид. Даже нарисованные волны вздымались выше, а нарисованные деревья гнулись ниже под напором невидимого ветра.

Я положил картину на пол. Сегодня ночью, подумал я, наступит что-то вроде конфронтации: я и Бедфорды с одной стороны встанем лицом к лицу с духами Грейнитхед. Порыв дождя ударил в оконное стекло. Я застыл, оледеневший, несмотря на огонь в камине, и молился от всей души, чтобы наконец кончился этот гротескный, кошмарный сон наяву.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

19

Весь вечер я надеялся, что Бедфорды не придут. Наконец часы пробили половину двенадцатого, и через пару минут я услышал шум гравия на подъезде. Я пошел открывать переднюю дверь. Да, это были они. Серый блестящий, изыскано качаясь, как раз припарковывался за моим подержанным Торнадо.

Я вытащил зонтик для гольфа из железного стояка в коридоре. Держа его в руке, я поспешил к садовой калитке, чтобы прикрыть миссис Бедфорд от дождя. На ней был темный жакет из норки, и, видимо, она была сегодня после полудня у парикмахера, поскольку ее обесцвеченные волосы вздымались надо лбом, как бело-голубая волна. Небольшая черная шляпа еле держалась на краю головы. Она подала мне правую щеку для поцелуя, и когда я послушно нагнулся, то почувствовал тяжкий дух итальянских духов, такой крепкий, что наверно эти духи можно было использовать вместо топлива для городских автобусов.

Констанс Бедфорд, несомненно, была красивой женщиной. Однако, она была подозрительным, несносным снобом, о чем свидетельствовали узкие щели ее глаз и морщины вокруг опадающих углов губ. Над ее плечом я посмотрел на уолтера. Видя напряжение на его лице, я догадался, что он просил Констанс следить за своим поведением. Он отчаянно хотел увидеть Джейн и понимал, что взамен за эту привилегию Констанс должна по крайней мере проявить малую толику сердечности.