Виктор Федоров - Метагалактика 1993 № 3

Только на завтрашний день, за поздним ужином мы вернулись к тяжелому для меня разговору, на что я решился далеко не сразу. Поначалу всеми силами я пытался угадать настроение Хьюза, подозрительно присматриваясь к выражению лица, прислушиваясь к интонации и даже следя за тем, как держал он в руке вилку или нож. Полная несостоятельность этих наблюдений проявилась очень скоро — старый археолог, к моей досаде, решительно ни в чем не проявлял и намека на беспокойство, битый час рассуждая об огромной значимости и достоинствах своего домашнего музея. Он продолжал оставаться все тем же жизнерадостным, увлеченным и беспечным стариком даже тогда, когда не выдержав неизвестности, затаив дыхание, я напрямую спросил его о вчерашней поездке в поместье.

— Все, сэр, все до самых мелочей подтвердило мои предположения, — быстро заговорил он, продолжая нежно смотреть на полки с экспонатами, — смею вас заверить, я не пропустил ни одного помещения, застав там все именно в том виде, в котором ему и надлежит быть. А вы ждали другого ответа?

— А комната, где я запер Сюзанну! — чуть не вскричал я, — ведь я точно помню, что…

— Совершенно верно, сэр, когда я осматривал дом, указанная только что вами комната действительно была заперта снаружи на маленькую задвижку, но и она оказалась пустой. Да, сэр, вы заперли пустую комнату и это верно, как то, что сейчас вы сидите за этим столом.

Мне показалось, что подо мной стала перемещаться земля, и тем не менее, вопреки самому себе, я сделал, к удовольствию Хьюза, все возможное, чтобы прямо на этом немедленно прекратить сводящий с ума разговор, перенеся его на более удаленные времена. Поспешив заявить о своем решении, я тотчас сделал второй шаг на пути к победе над недавним прошлым в виде искренней просьбы услышать историю первого попавшегося на глаза камня с полки экспонатов.

Почти девять долгих дней подряд, с утра до позднего вечера мы бродили, словно тени, с Хьюзом по пустынным и глухим местам, любуясь дикой, нетронутой природой, и с одержимостью кладоискателей ковыряясь в каменистой земле. Как ни странно, я оказался в данном ремесле весьма примерным учеником и очень скоро до того втянулся в казавшееся пустым занятие, что стал получать удовлетворение уже не столько от улучшения состояния души и мыслей, сколько непосредственно от плодов нашей, порой, изнурительной деятельности, представленной десятком серо-зеленых каменных черепков. Я искренне торжествовал при одном виде огромной ямы, которую мы одержимо копали, не зная отдыха, на протяжении нескольких дней, и вместе с Хьюзом чувствовал страшное отчаяние, когда подземные воды навсегда остановили наши раскопки. Только рядом с неугомонным стариком, среди безбрежных пустошей и нависших скал я столкнулся с целительным свойством захватывающего увлечения, заставлявшего меня теперь как должное воспринимать самые причудливые затеи моего спутника. Одной из таких была адская, каторжная работа с огромным валуном поразительной формы, который мы вознамерились перетащить к дому археолога. Четыре дня, забывая о еде, мы провозились с гигантским камнем, Пока не водрузили его у самого порога хижины. Я буквально валился с ног и обливался потом, однако нахлынувшая мания самопожертвования при воскресшем в памяти образе дорогой мисс Дортои вселяла в меня новые силы, и я с удвоенной решимостью брался за самую тяжелую и неподобающую мне работу.

Очевидно, этот поразительный этап моей жизни продолжался бы еще неизвестно сколько, если бы на десятый день вдруг не зарядил отвратительный моросящий дождь, превративший пустоши в липкие, труднопроходимые болота. Впрочем, уже к этому времени, особенно ненастными ночами, меня все чаще стали посещать хранимые в тайне помыслы о возвращении в «Поющий Камень», цель которого из-за постоянной отвлеченности раскопками, пока еще скрывалась беспробудной пеленой густого тумана. И вот сейчас, будучи вынужден безотлучно находиться в стенах старой хижины и все более предаваться нагнетаемым ромом размышлениям, я совершенно случайно и отыскал ту единственную причину, которая столь коварно подталкивала меня к новому безрассудству. Только мисс Дортон, ее божественный, светлый образ и заставляли меня любым путем возвратиться в проклятое поместье, где с именем юной леди я жаждал принести себя в жертву новому столкновению с ужасом.

Еще день, если не больше, пришлось мне потратить на окончательное обдумывание пока еще тайного намерения, после чего, подготовив для этого внешне правдоподобную, но целиком вымышленную почву, я за завтраком посвятил в свои планы Френсиса Хьюза. Как я заметил, мои слова были восприняты с некоторым сожалением и даже с грустью, однако противиться, а тем более отговаривать меня археолог не стал.

— Разумеется, сэр, вы окрепли и теперь можете спокойно возвращаться к себе, когда вам только заблагорассудится, — неспеша говорил Хьюз, несколько шокируя меня полным безразличием. — Я далек от того, чтобы давать вам рекомендации, но думаю, сэр, вы не откажитесь выслушать один единственный совет седовласого старика.

— Как вы заметили, мистер Хьюз, я всегда безропотно следовал вашим советам, — дружески ответил я, — благодаря им, я находил утешение даже в своем безвыходном, тяжелейшем положении, и вот теперь, смею заверить, перед возвращением в поместье они приобретают для меня еще более значимую окраску.

Я сам не знаю, говорил ли тогда правду, или кривил душой, но Хьюз выслушал меня с явным почтением, сделавшим его голос еще более мягким.

— Так вот, сэр, чтобы не повторилось того, что было, перестаньте думать о том, чего нет. Поверьте, это очень просто: принимать шелест листвы за шелест листвы, а вой ветра за вой ветра. Заставьте свое воображение избавиться от призрака какого-то голубого дракона, призвав на помощь разум, и для вас в один миг он перестанет существовать. Единственное, что пагубно может сказаться на вашем настроении будет все то же одиночество, но в этом случае вы не должны никогда забывать, сэр, что если этого потребуют обстоятельства, старый Френсис Хьюз в любую минуту готов прийти к вам с советом и помощью.

Мы тепло простились на пороге ветхого домика, где, казалось, я пробыл всего несколько часов. Категорически отказавшись от предложения воспользоваться двуколкой, я отправился к себе пешком, выбрав самый неторопливый шаг и самую длинную дорогу. Признаюсь, уже первая тысяча футов за спиной создала у меня на редкость устойчивое и неприятное ощущение погружения в мрачную серую бездну, настолько изменил местность недавно прошедший дождь. По-прежнему веяло живительной свежестью, но теперь она приносилась сюда частыми порывами холодного ветра, гнавшего по небу нескончаемые плеяды тяжелых фиолетовых туч, спускавшихся так низко, что, казалось, их исполинские монолиты задевали кроны отдельных деревьев и даже округлые вершины гигантских валунов. За все время своего пребывания здесь я не видел такой гнетущей, неприветливой и пасмурной погоды, однако на сей раз напутствующий совет старика Хьюза помог мне избавиться от чрезмерно мрачных впечатлений. Отдохнув телом и душой, и заморозив струну ужаса в своем восприятии окружающего, я стал относиться ко всему так, как делал это в те недавние времена, когда мой проклятый архив — этот источник невообразимых бед — был на надежном, неприступном замке. И все же, не переставая удивляться тому, какую дьявольскую призму я собственноручно соорудил перед своими глазами, я тем не менее был еще довольно далек от внутреннего восторга и ликования. Мисс Дортон и ее невероятная судьба — вот, что продолжало оставаться непреодолимым барьером, отбрасывающим в прошлое при любой попытке к нему подступиться.