Роберт Шекли - «Если», 1999 № 09

— С нами ничего не случилось, — сказал Форзон. — Разве что я стал совсем другим человеком.

Возле обломков планера постепенно собралась кучка любопытных, а потом пара дюжих куррианцев принесла Раштадта. Координатор долго смотрел на тело Уилера и наконец сказал:

— Я не желал ему смерти. Я хотел, чтобы его судили. Чтобы он страдал до конца своей подлой жизни.

Слезы потекли по его лицу; Раштадт отвернулся и ушел спотыкаясь. Заботливые опекуны поспешили вслед за ним.

Свадьба старшего инспектора Джефа Форзона и полевого агента Энн Кори, Б-627, Гурнил, состоялась на процветающей ферме Леблана, расположенной на плодородном полуострове. При бракосочетании присутствовали все 207 членов Команды Б, а услаждали гостей музыкой великий Тор и его знаменитые трубачи. Генерал-директор Смайн из Бюро Межпланетных Отношений прибыл перед самой церемонией и сразу после ее завершения отозвал молодоженов в сторонку, сделав знак Леблану присоединиться к ним.

— Прошу прощения, что отвлекаю вас в такой день, администратор… Ах да, мы повысили вас в чине, вы знаете? Итак, Верховная штаб-квартира рассмотрела ваш рапорт и желает получить дополнительные разъяснения по некоторым пунктам. Не вполне подходящий момент, я понимаю, но через три дня я должен быть на Пурроке, и если я сегодня не поговорю с вами…

— Ничего, все нормально, — рассеянно сказал Форзон. — По каким пунктам вы хотите получить дополнительные разъяснения?

Он видел только Энн — очаровательную невесту в куррианском многоцветном наряде глубоких тонов, красиво оттеняющих бледное золото волос. Никогда больше он не позволит ей выглядеть пожилой особой.

— Честно говоря, э-э-э… По всем. Верховная штаб-квартира не вполне понимает, каким образом вы использовали трубачей на благо демократии. Музыка, конечно, превосходная, даже я это понимаю… Но при чем тут?..

— На самом деле это несложно, сэр. С одной стороны, мы имеем народ с врожденными артистическими и музыкальными талантами, с другой стороны — короля, который позабыл, что у него есть совесть.

— Леблан, вы хоть что-нибудь понимаете?

— Ровно ничего, сэр, — ухмыльнулся Леблан.

— Неудивительно. Может быть, вам лучше начать с начала, администратор?

— Я и начал. Уникальный народ, питающий истинную страсть к прекрасному. Это раз. Король, который забыл о существовании совести. Это два. Следует учесть также, что король — типичный куррианец, питающий такую же страсть к прекрасному, как и его подданные.

— Обязательно учту, — сухо промолвил генерал-директор. — Продолжайте.

— Король практиковал неслыханно жестокие пытки и наказания, но распространялись они на весьма небольшую часть населения. К тому же наказания редко совершались в присутствии короля, а вопли из пыточных камер не достигали королевских покоев. В любом случае король более никогда не видел своих жертв, и так как его совесть не подвергалась испытаниям, он совершенно о ней позабыл. Что до его подданных, те не желали замечать ограниченных жестокостей, покуда король исправно удовлетворял их страсть к прекрасному. И лишь тогда, когда король попытался воспрепятствовать этой страсти, его народ взбунтовался.

— Да-да, я припоминаю нечто подобное… Крестьянка и жреческая ряса! Не скажу, что я понял это, но вполне могу принять.

— Что же было нужно? Чтобы совесть короля вступила в конфликт

со страстью народа к красоте. И тогда я дал одноруким трубу… Почему бы и нет? Куррианцы чрезвычайно чувствительны к музыке, а Торовы трубачи играют очень хорошо. Король, разумеется, был в таком же восторге, как все его подданные. Он полдня просидел в обзорном окне, слушая трубачей, но не понял, кто они такие. Он видел их издалека, на них были надеты широкие плащи, и никто из приближенных не осмелился сказать королю, что это его однорукие жертвы.

Будучи хорошим королем, который дает своим подданным все необходимое, он устроил фестиваль, чтобы представить народу трубачей. И только увидев их вблизи, из своей королевской ложи, король обнаружил, что эти музыканты однорукие. Как громом пораженный, он просидел неподвижно весь вечер, позволив им играть до самого конца фестиваля… Но когда фестиваль был окончен, король и помыслить не мог о том, чтобы видеть одноруких каждый день в окружении толпы почитателей. Он совершенно не желал вспоминать о своих жестокостях, и поэтому ему ничего не оставалось, как запретить духовую музыку, а трубачей отправить обратно в деревню одноруких.

Но тем самым больная совесть короля вступила в прямой конфликт с национальной любовью к прекрасному. Духовая музыка была великолепна, люди не видели в трубачах ничего дурного, и совершенно неизбежно хороший король перестал казаться таким уж хорошим. Чем больше они вспоминали о его прошлых деяниях, тем хуже он выглядел в их глазах, а когда король призвал себе на помощь Птицу Зла, народ отождествил своего короля со злом.

Собственно говоря, это все. Народ с непреодолимой тягой к искусству, король с угрызениями совести и великий музыкант, столкнувший их друг с другом… Вы удовлетворены моим объяснением, сэр?

— Э-э-э… Почти, — задумчиво сказал генерал-директор Смайн. — Но мне хотелось бы, администратор, получить от вас краткую формулировку базисного принципа, изложенную в универсальных терминах.

Форзон понимающе улыбнулся, припомнив Руководство для полевых агентов, индекс 1048-К.

— Записывайте, сэр… СОВЕСТЬ БЕСПРИНЦИПНОГО ИНДИВИДА ПРОБУЖДАЕТСЯ ПРИ ЗВУКАХ ТРУБЫ.

Мне уже приходилось писать о том, какими причудливыми и порой нелепыми путями доходили до нас первые переводы западной фантастики — да, впрочем, только ли они? Во времена, когда этой литературы в стране выпускалось с гулькин нос, да и тот мизер просматривался под лупой на предмет «крамолы», случайно прорвавшееся к нам произведение писателя X с неизбежностью на годы становилось его фирменной маркой. О том, что он еще что-то написал, приходилось только догадываться…

Так, Гаррисон надолго прослыл «автором «Неукротимой планеты», Нортон, конечно же, «Саргассов в космосе», а за очередным признанием в любви к фэнтези с неизбежностью следовало, что представление об этом жанре составлено, в основном, по саймаковскому «Заповеднику гоблинов»…

К счастью, случались примеры и обратного: первый и на долгие годы остававшийся единственным перевод оказывался лучшим произведением автора. Так, в частности, произошло с короткой повестью (или длинным рассказом — как кому нравится) американского писателя-фантаста Ллойда Биггла-младшего «Музыкодел».