Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

Но у меня был долгий изматывающий день, полный разочарований. Было душно, и в воздухе пахло помойкой. А может, я дал своему телу выпить слишком много рецины за обедом. В любом случае то, что я продемонстрировал им, было далеко от божественной невозмутимости. Скорее это можно назвать тривиальной раздражительностью смертного.

— Смотрите на меня, глупцы, — изрек я.

И явился им в моей истинной форме.

И вот я оказался перед ними, выросшая до небес гигантская фигура с сотней голов и двумя сотнями разъяренных глаз, покрытая густой черной щетиной и извивающимися змеевидными отростками; зрелище, от которого трепетали боги.

Конечно, в силу того, что я выше самого высокого дерева и соответственно широк в плечах, демонстрация моих пропорций в столь узком переулке могла вызвать определенные операционные проблемы. Но у меня есть доступ к измерениям, недоступным для вас, я обеспечил себе пространство с помощью необходимых проникающих конфигураций. Впрочем, на троих грабителей это уже не произвело никакого впечатления, ибо они скончались от шока в тот момент, когда увидели, как я вырастаю до небес.

Я поднял ногу и раздавил их на асфальте, как вредных гусениц.

Затем, в мгновение ока, я вновь оказался худощавым американцем среднего возраста с редеющими волосами и добродушной улыбкой, а на асфальте переулка темнели три темных пятна.

Признаю, я несколько погорячился.

Но у меня был тяжелый день. Строго говоря, у меня были тяжелые пятьдесят тысяч лет.

Афины оказались таким адским местечком, что я невольно вспомнил о настоящем царстве Аида и решил отправиться прямиком туда, надеясь найти ответы на свои вопросы среди мертвых. Путь туда недалек, во всяком случае не для меня. Я просто открыл для себя пространственный вихрь и скользнул вниз. И вот передо мной черные тополя и ивы Рощи Персефоны, а за ними виднеются Врата Аида.

— Цербер? — позвал я. — Сюда, песик, песик, песик! Хороший Цербер! Иди, поздоровайся с папочкой!

Где он, мой чудесный песик, мой собственный любимый ребенок? Ибо я сам стал прародителем трехголового стража врат Ада, сошедшись с собственной сестрой, чешуехвостой дочерью Тартара и Геи Ехидной. Мы также произвели на свет Гарпий, Химеру, Сциллу, а еще Гидру и целый выводок неповторимых монстров. Но из всех своих детей я больше всех любил Цербера за его верность. Как я любил, когда он бежал на мой зов! Какое удовольствие доставлял мне звук его голоса, подобный звону бронзы, вид его змеино-блестящего тела, его сокрушительных челюстей, из которых капала черная пена!

В тот день, однако, я бродил по Подземному миру без собаки. Нигде не было и следа Цербера. Врата Ада стояли раскрытые, вокруг ни души. Я не встретил ни Харона, перевозившего души через Стикс, ни Аида, ни царицы Персефоны, ни членов их свиты, ни душ мертвых, которым полагалось здесь находиться. Заброшенный склад, пыльный и опустошенный. Я быстро взлетел назад, к солнцу.

Следующим пунктом моего путешествия был остров Делос, куда я направился в поисках Аполлона. Делос считается, вернее считался, его резиденцией, а Аполлон всегда импонировал мне как наиболее уравновешенный и здравомыслящий из всего Зевсова выводка. Не исключено, что он пережил тот загадочный катаклизм, который смел олимпийских богов с лица земли. А если так, возможно, он даст мне ключ к поискам Зевса.

Какой сюрприз! Я на Делосе, но Аполлона там нет.

Очередной обескураживающий вояж в этой стране разочарований. На этот раз я полетел, но не на красивых крыльях с черными перьями, а на умной машине, металлической трубе, называемой самолетом, полной путешественников, очень похожих на меня в моем нынешнем обличье. Самолет поднялся в воздух в Афинах с яростным шумом и свистом и взял курс над белопенным морем, усеянным крошечными архипелагами. Очень скоро он опустился на маленьком сухом островке, далеко на юге. Остров назывался Миконос, там я мог купить себе билет на один из катеров, совершавших несколько раз в день рейс на расположенный поблизости Делос.

Делос оказался голым каменистым островом, утыканным руинами храмов, чьи рухнувшие колонны были в беспорядке разбросаны по земле. Несколько почти не тронутых временем мраморных львов, худых и бдительных, сторожили эти развалины. Они казались голодными. Смотреть на острове было нечего. Весь он был пропитан дыханием смерти, грустной аурой угасания.

Я вернулся на Миконос полуденным катером и остановился в отеле, расположенном на склоне холма, неподалеку от милого прибрежного городка с узкими кривыми улочками. В ресторане я заказал себе пищи смертных и стал пить напитки смертных. Мое требовательное тело нуждалось в такого рода вещах.

И там, на Миконосе, я встретил Афродиту.

Вернее, она встретила меня.

Я сидел в одиночестве, обдумывая свою ситуацию, в открытом баре, расположенном в уютном патио, вымощенном булыжником и увешанном сетями, веслами и другими рыболовными снастями. Я принялся за третий узо за последний час, что было, пожалуй, многовато для возможностей тела, которое я использовал. Оглядывая открывавшийся с холма вид, я любовался тем, что назвал пеннокипящим морем. (Греция в каждом вызывает желание пользоваться избитыми клише. Почему я должен сопротивляться этому желанию?)

Великолепная длинноногая, пышнотелая блондинка подошла ко мне и спросила чудесным глубоким, чуть хрипловатым голосом: «Недавно в городе, морячок?»

Я в растерянности уставился на нее.

От нее исходило излучение божественности, которое невозможно было не почувствовать. Мой счетчик Гейгера, настроенный на присутствие божества, защелкал на всю катушку. Как же я не уловил ее эманаций в тот самый момент, как прибыл на Миконос? И все же я ничего не почувствовал до тех пор, пока она не оказалась в двух шагах от меня. Она, впрочем, тоже уловила мои эманации.

— Кто ты? — еле выдавил я.

— Ты даже не пригласишь даму присесть?

Я вскочил, словно нервный подросток, с грохотом пододвинул стул поближе к моему и поклонился, приглашая ее сесть. Затем я помахал официанту. «Что будешь пить? — сипло спросил я. В горле у меня пересохло. Нервный подросток, одно слово.

— То же, что и ты.

— Параколо, узо со льдом, — сказал я официанту.

У нее были золотые волосы, водопадом лившиеся на плечи, желтые кошачьи глаза, полные спелые губы, которые то и дело раскрывались в обольстительной улыбке. Она источала аромат молодого вина, зеленого луга на восходе и лесного ручья, к этому примешивались запахи лаванды, летней жары, ночного дождя, пенных волн, полночных ветров.

Я знал, что разговариваю с врагом. Но мне было все равно.

— Кто ты? — повторил я свой вопрос.

— Догадайся.

— Афродита — это было бы слишком очевидно. Возможно, ты — Арес, или Гефест, или Посейдон.