Эйдзи Микагэ - Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 2

— Именно так.

— …К-кадзу-кун, какого черта?! — Хосино-кун, что все это значит?!

Да нет же, я и сам хотел бы это знать.

— Поскольку Кадзуки все равно не способен объяснить нормально, объясню я.

Уголки губ Марии по-прежнему оставались приподняты.

Она явно наслаждается ситуацией…

— Во-первых, я сразу должна сказать: Кадзуки меня отшил.

Коконе и Моги-сан уставились на меня во все глаза. Н-нет, правда, я тоже ничего не понимаю!

— Насколько я помню, он тогда сказал что-то вроде «не нужны мне младшеклассницы вроде тебя».

Да в жизни я бы такого не сказал, ведь правда?!

— Какого… ну и самомненьице! Кадзу-кун, смерть тебе за это.

— Д-даже мне кажется, что это отвратительно, мне кажется.

— Да нет, эээ…

Я хотел как-то оправдаться, но, поскольку не понимал, что затевает Мария, сказать мне было нечего.

— Я не могла так легко принять такой жестокий отказ. Но, в общем… если бы он любил кого-то другого, я бы, конечно, не смирилась, но по крайней мере приняла бы отказ. Поэтому я спросила. Влюблен ли он в кого-нибудь.

— И, и тогда он заявил о своей Л-Ю-Б-В-И ко мне!

— Ну, в общем, да, он долго мялся, но потом назвал твое имя.

Слушая Марию, Коконе медленно заливалась краской, бормоча «э, ээ…» Сидящая рядом с ней Моги-сан, напротив, постепенно зеленела. …Прямо как светофор, типа того.

— Но слушайте дальше; когда я услышала имя Кирино, я сразу не поверила. Потому что, на мой взгляд, они были просто друзьями. И тогда я потребовала у него признаться ей у меня на глазах, и что если он это сделает, я все приму.

— И поэтому Хосино-кун признался Коко-тян… — прошептала Моги-сан; казалось, она вот-вот расплачется. Коконе, все еще красная, кинула на нее тревожный взгляд.

…Эй, Мария, ты что затеваешь?..

— Да, но Кадзуки только что взял назад свои слова, что он влюблен в Кирино.

— ИЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭ! — завизжала Коконе.

— Коконе, мы в больнице!

— А ну заткнулся, флюгер хренов!

— …

— Короче. В итоге то, что он любит Кирино, оказалось враньем, которое он состряпал на месте, чтобы избавиться от меня. Но я заставила его признаться, и отступать ему было уже некуда.

— Ммм… вроде поняла. Но… но, но! Я все равно думаю, что это свинство по отношению ко мне!

— Разве это не показывает, насколько он тебе доверяет? Разве он не был уверен, что ты, его хорошая подруга, простишь его, если он извинится?

— Ммммммм…

— А может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно?

— Э?!

Коконе вновь залилась краской.

…Не, ну правда, зачем было добавлять эту ненужную фразу, Мария?

— Но это нисколько не меняет того, что мы впутали тебя во все это, Кирино. Мы с Кадзуки очень сожалеем, что мы это сделали. Прости нас, пожалуйста.

— Я, я очень, очень сильно извиняюсь…

Я наконец-то понял, что мне представился шанс попросить прощения. Щеки Коконе все еще были розоватыми, когда она, прищурив глаза, посмотрела на меня.

— …Ты хорошенько подумал над своим поведением?

— Д-да. Прости меня.

Видя, как я каюсь, Коконе поджала губы и произнесла:

— Ладно! Я тебя прощаю. Но не вздумай это повторить! Я, конечно, привыкла, что мне все признаются, но даже меня можно застать врасплох, знаешь ли! Я так сильно беспокоилась, что мне делать, что я тогда всю ночь не спала!

— Стало быть, ты привыкла к признаниям.

— Ха! С того времени, как я в этой школе, я за год двузначное число набрала! …А, какое это теперь имеет значение! Ты как следует подумал?!

— П-прости. Я как следует…

К Коконе вновь вернулся ее громкий голос, она улыбалась с облегчением.

Коконе тоже хотела, чтобы наши старые отношения вернулись.

Если мы все вместе защищаем и бережем нашу повседневную жизнь, ее не так-то просто уничтожить.

— Ну ладно, я домой пошел.

С этими словами я встал, подмигнул Марии и попытался сбежать. …Сказать по правде, мне хотелось побыстрее свалить отсюда, потому что под этими многочисленными взглядами чувствовал я себя неуютно.

— Погоди минуточку.

— …Что такое, Моги-сан?

— Эмм, эээ… ты отказал Отонаси-сан, верно? Тогда не понимаю, почему вы по-прежнему вместе?.. Вы же правда не встречаетесь?

Голос Моги-сан дрожал.

— Эээ… ну, в общем, да.

Она посмотрела на меня, потом на Марию и, наконец, опустила глаза.

— …Уух, ну смотрите! Меня уже совсем скоро выпишут! Я должна вернуться в школу как можно быстрее. Мне неспокойно… очень неспокойно…

— Н-не бойся, Касуми! Я за ним присмотрю!

Услышав слова Коконе, Моги-сан надулась.

— …Коко-тян. У тебя был очень счастливый вид, когда она сказала «может, он даже был не против, если бы ты его вдруг поняла неправильно».

— Н-неправда!

Моги-сан сердито уставилась на меня; в глазах у нее почему-то стояли слезы.

— Хосино-кун, ты болван!

— Э…

— Ну почему ты понарошку признался Коко-тян, а не мне?!

Ээээ… а что, в этом проблема?

Обеденный перерыв.

Мы с Марией сидели друг напротив друга за столом в школьной столовке. Мария без всякого выражения ела рамэн [13] Рамэн — японская пшеничная лапша быстрого приготовления. , напоминающий вкусом жвачку.

А ведь она была такой счастливой, когда мы уплетали клубничный торт. Мда, правда, когда я попытался ее сфоткать, она меня крепко стукнула и продолжала есть уже с гримаской на лице.

— Кадзуки, сегодня ты тоже ко мне придешь?

Школьник, сидевший рядом с ней, закашлялся, и рис вылетел у него изо рта.

— Сегодня я собираюсь в библиотеку пойти. Как считаешь?

— Не возражаю.

Я ходил домой к Марии последние два дня. Вовсе не ради развлечения — она натаскивала меня к предстоящим экзаменам; она ведь по-прежнему лучшая ученица школы.

Но все же — второклассник, которого натаскивает первоклашка…

— Мм, но она так и не придет, хех. Ничего не поделаешь, придется мне самой доесть остатки рагу, хоть это и многовато.

— …Оно было вкусное, правда.

— Я не спрашивала твоего мнения.

Голос ее был холоден, хоть я и похвалил ее только что.

— Но все же…

Отправиться в комнату к Марии; если бы «она» услышала наш разговор, уверен, она бы приуныла.

Если вспомнить — «она» всегда обедала вместе с Марией до тех событий двухнедельной давности.

Все почти как прежде. Моги-сан начала дуться на меня в своей больнице, и Дайя со мной по-прежнему не разговаривает, но, думаю, в целом моя спокойная жизнь вернулась.

Но ни Рико Асами, ни Рюу Миядзавы в этой повседневной жизни больше нет.

Золотую неделю нам продлили на четыре дня, так что уроки начались лишь 11 мая. А все из-за того, что в нашей школе учился подозреваемый в убийстве. Мы отдыхали, а директор школы выступал по телеку и чего-то вещал про то, что Миядзава-кун был успевающим и прилежным учеником.