Евгений Щукин - Тропинкой человека

Меня перекосило: откуда ты взялся, такой наглый? Обида обидой, но разговаривай нормально! Сын большой шишки? Или сам по себе отмороженный? Мне все равно, даже выяснять не буду: зарвешься — получишь по шее.

К поле боя приблизились охранники и с ходу вступили в разговор:

— Ребята, что происходил? Кто бил посуду?

— Да этому п… надо е… разбить! — обиженный ухажер повернулся к вышибалам и, брызгая слюной, пояснил. — Чтоб в следующий раз по сторонам смотрел!

Я — человек воспитанный, могу и посмотреть. Послушно завертел головой, лишний раз разглядев окружающий меня людей и нелюдя; многочисленные столики; разноцветные огни, которые, несмотря ни на что, продолжали носиться по кругу. Словом, ничего нового не увидел: посетители все так же держали глазки и ушки распахнутыми; Фаргел по-прежнему маскировался под истукана. Рядом с вышибалами-охранниками встала девушка в униформе официантки.

— В чем дело?

Ась? А, это мне…

Вышибалы смотрели так, что хотелось раздобыть где-нибудь пистолет — и застрелиться. Ну, чего уставились-то? Вам-то какое дело? Ах, да… Я ласково улыбнулся

— Готов возместить причиненный ущерб. И Вам, — легкий поклон прекрасной даме, — и вам, — я устремил взгляд на ухажера.

— Ты, му…ло, на это платье всю жизнь работать будешь! — неожиданно вспылив, рявкнула девица, сразу превратившись в ведьму: увешанный косметикой, дурно ругающийся человек не может быть красивым. И куда мои глаза раньше смотрели? Похоже, я оказался в плохой компании.

— Катя, приготовь счет — вот этому господину, — попросил официантку один из вышибал. Для полной ясности кивнул головой в мою сторону.

Без обид! Любителям швырять тарелки лучше пойти погулять — это понятно. Только рад буду: они мне нужны, лишние разборки?

Шевеля губами, официантка принялась за работу. Стало быть, с администрацией клуба общий язык нашли. Осталось успокоить гневную парочку.

— У меня нет ни малейшего желания всю оставшуюся жизнь отрабатывать ваше платье, — доверительно поведал я. — Просто назовите цену. И, кстати, я извиняюсь.

Девушка горделиво вскинула носик и, промедлив секунду, назвала такую сумму…

Я медленно прикрыл рот. Таких денег я ни то что в руках не держал, даже не видел.

Собравшись с духом, я скептически оглядел наряд дамы:

— По-моему, вы решили, что оно из золота.

— Слышь, тебя за язык никто не тянул, — сообщил ухажер. — Плати.

В отчаянии я повернулся к вышибалам. Те немедленно заинтересовались вычислениями официантки — как-то идет подсчет убытков?

Пришлось вернуться к разобиженной парочке:

— Да вы че, поломались?! Это платье не стоит таких…

— У меня есть деньги, — негромко заметил Фаргел.

— Не хочешь платить, — хищно осклабился парень, — пойдем, поговорим!

— Хотя… можно и поговорить, — флегматично изрек Фаргел.

Меня передернуло:

— Заплати.

Старейший неторопливо вытащил старое портмоне.

— Сколько это будет в евро?

Девица не растерялась, быстро назвала цифру. Конечно, «слегка ошибившись» в свою пользу. Едва я открыл рот, Фаргел успокаивающе положил ладонь на мое плечо. Толстая пачка банкнот легла в руки обиженной дамы. Глаза ухажера жадно заблестели:

— А теперь, — зловеще проговорил он, — поговорим о моей ноге.

— Секунду! — бросил вдруг Фаргел. — Мы заплатили за это платье?

Парень непонимающе хлопнул ресницами.

— Вроде да, — подтвердила девица, пересчитывая деньги

Фаргел возвысил голос, оборачиваясь к окружающим:

— Все слышали? Я заплатил за ее платье.

Народ одобрительно зашумел.

Старейший повернулся обратно:

— Снимай!

— Что? — не поняла девица.

— Платье, разумеется, — вежливо сообщил Фаргел. — Оно теперь принадлежит мне.

— Чего? — недовольно подняла голову дама. — А не пошел бы ты на…! Да один мой звонок — и тебя в половик раскатают!

— Тебе еще позвонить надо — а я уже рядом, — равнодушно сказал Фаргел. — Включите это в счет.

Взяв многострадальный столик в пальцы, он резко свел их воедино. На какое-то время треск заглушил даже музыку.

Старейший безразлично встряхнул кисти и повернулся к девице:

— Снимай, — в ее сторону пошла мощная ментальная атака.

Побледнев от страха, девушка потянулась дрожащими пальцами к застежке.

— Вот и хорошо, — констатировал Фаргел и холодно взглянул на другого любителя денег. — Так сколько стоит твоя нога?

Надо признать, хлопец соображал куда медленнее спутницы. Но когда сообразил… Парень так спешил отдалиться, что налетел на соседний столик. Вместе с ним полетел на пол. Стоя на четвереньках, ухажер отчаянно замотал головой.

— Нисколько, — перевел Старейший. — Инцидент исчерпан.

— Пошли отсюда, — вяло попросил я.

— Ты прав, — к чему-то прислушавшись, согласился Фаргел. — Пора на боковую. Платье заверните.

Смеркалось. Лежа на спине, я с наслаждением истинного эстета наблюдал, как в небе одна за другой проклевываются звезды; разгораются ярче, ярче. Тишь — насколько это возможно для города. Льющийся сверху свет. Покой.

Фаргел, подложив под голову руки, тоже внимал тихой музыке звезд. Впрочем, я мог здесь ошибаться: за долгую жизнь Старейшему могло наскучить любование ночным небом — если только может надоесть такое зрелище. Как не может надоесть вид залитой желтым земли, деревьев, когда солнце стоит у горизонта…

Так или иначе, это последняя — или почти последняя — ночь в моей жизни. Долги… раздал.

Вот только домой заглянуть не успел. Жаль. Лучше бы с родителями последние часы провел, а не устраивал разборки с бандитами. Еще немного — и истечет время, отмеренное Советом. Права была милосердная Карини — ни к чему лишние формальности. Ни к чему…

Что там, за гранью? Перелетит моя душа в иной, более хороший мир? Или у вампиров нет души? Какая разница?! «Мыслю — значит, существую», — сказал Декарт. А я буду мыслить?

Фаргел что-то пробормотал.

С большим опозданием я сообразил, что его слова были адресованы мне. Пришлось обратиться к оратору с самым подходящим вопросом:

— А?

Фаргел поморщился, но повторил:

— Тебя никогда не озадачивало, что в фильмах вампиры могут превращаться в разных животных?

Я опешил. Какое мне сейчас дело до фильмов?! Ну, было что-то такое давным-давно, но задумываться всерьез… Неа! Даже когда учился летать, я представлял себя птицей, а не превращался в неё. Может… зря?

Гы! Превращусь в крысу, залезу в самый темный подвал — ни одна кошка не достанет! А если и достанет — ее ждет отличный сюрприз! Главное, чтобы Старейшие не добрались.

Я вопросительно уставился на Учителя.

— Как и многое другое, — поведал тот, — эта информация основана на слухах; а полуправда всегда стояла рядом с откровенным враньем. Вампиры не способны изменять свое тело, но слухи — в чем-то правдивы.