Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

…Капитан третьего ранга Юрий Степаненко был командирован на одну из городских верфей в качестве представителя заказчика. Дела на производстве находились не каждый день, и с детства влюбленный в Питер моряк часами бродил по городу. В пресловутый двор его занесло случайно – заинтересовался аркой с подвеской. Такова была первоначальная версия, лопнувшая, когда Ольга, не дождавшись, когда моряк уйдет, потребовала у Шульцова телефон Колпаковых.

– Прошу прощения. – Доселе молча сидевший с обработанными пентанолом ожогами Степаненко поднялся и подошел: – Я правильно понял, что речь о Колпаковых из Озерков?

– Да, – с ходу призналась Олька, – а что?

– С ними что-то не так. Собственно, я шел к людям, которые…

Пляски среди гейзеров способствуют взаимному доверию, а кроме них были водка и способность Комаровой разговорить хоть бы и табуретку. Аккуратно понукаемый Степаненко признался, что встретил в метро невероятно счастливую девушку. Летяще-солнечное выражение на ее лице сперва заставило североморца подойти, а потом погнало аж в Озерки. По дороге незнакомка явно вспомнила о чем-то страшном; тактичный кап-три решил даме не навязываться, но до пункта назначения проводить.

Мысль оказалась здравой, так как по дороге пришлось пугнуть пару гопников. Дальше молодые люди отправились вместе, но возле дома спасенная, пролопотав что-то про окно и маму, сбежала. Северный флот, однако, был не промах. На следующий день Степаненко завязал знакомство с подъездными алкашами и выяснил имя, фамилию, точный адрес и семейное положение поразившей его девушки. Восьмого марта Александре Колпаковой была послана корзина фрезий. Перехватив на обратном пути курьера и хорошенько его расспросив, североморец выкурил пару сигарет и совсем уже собрался в метро, но тут из подъезда выбежала сияющая Саша. Разумеется, кап-три увязался следом.

Удовольствия от встречи Александры с каким-то типом он, само собой, не получил, но явившийся без цветов дурак мог быть каким-нибудь риелтором. Степаненко проследил за парой до дома на Петроградской, долго ждал и отправился восвояси, лишь убедившись, что девушка осталась на ночь. Петербургский роман, не начавшись, окончился.

Две недели североморец крепился, на третью отправился в Озерки к знакомым алкашам, от которых узнал, что хахаля мелкой Колпаковой задавило поездом, аж менты приходили. Жалости к покойному моряк не испытывал, но за Сашу он испугался. Что говорить, и говорить ли, Юрий не представлял, вот и болтался возле колпаковского дома. Вечером на его глазах стая бродячих собак набросилась на женщину. Зверье Степаненко разогнал подвернувшейся арматуриной, а спасенная оказалась матерью Александры.

Они сидели на кухне, когда с занятий вернулась Саша. То, что его не узнали, Юрия не удивило, хуже было, что не узнавал он.

– Дерево, – хмуро выдавил из себя североморец. – С вмонтированным плеером, а на плеере – Карнеги и прочая чушь.

Степаненко списал одеревенелость на потерю, но погибший оказался не тем человеком, с которым Саша встречалась. Настырный моряк решил отыскать «того» и нашел. Разговор не просто не задался, он завершился левым прямым в скулу. Шульцов, узнав об этом, почувствовал себя отмщенным, несмотря на всю мелочность и несвоевременность подобной мысли; для Степаненко же главным была Саша.

– Понимаете, – объяснял моряк, – я с ней прежде почти не говорил, только смотрел. Она вся светилась, потом боялась, потом… После большого страха, бывает, не соображаешь, что с тобой творится. Она не понимала, просто рвалась домой, как в норку… Ольга Глебовна, она больше не боится…

– А знаете, – задумчиво произнесла Ольга, – вы многое поняли. Очень. Про старух вам мать сказала?

– Да. Я набрался нахальства и спросил, не случилось ли чего с Александрой. Оказалось, она уходила из дома и вернулась такой… Правильной. Я спросил, где она жила, мать дала мне адрес, и знаете что? Я не мог заставить себя войти. Два раза приходил и сбегал, сегодня – третий…

Полковник с Валерой верили во все и, выискивая концы, лезли из кожи вон, но результаты не окрыляли. Единственная связанная с аварийным трубопроводом и, видимо, неразрешимая загадка была в том, почему тот не прорвало раньше. Портфель Шульцова, фуражка Степаненко, Колоколькины сумка и мобильник по логике вещей канули в провал, к слову сказать, единственный, а у ликвидаторов были дела поважней, чем выуживать из промоины чужие вещи. Электричество в двух парадных вырубилось все из-за того же прорыва, но телефоны работали, действовала и мобильная связь, поскольку сидевшие по своим квартирам граждане сразу же бросились звонить по инстанциям.

– А вот людей во дворе никто не заметил, – со сдержанной злостью отметил полковник на следующее после аварии утро. – Только улепетывающего кота. Бабки его в самом деле выпускают, привыкли при советской власти…

Позвонила Ким, сообщила, что Клавдия Никаноровна согласна лечь в больницу, неугомонная Ольга добралась до Саши, и та очень вежливо объяснила, что не звонила, у нее все в порядке и она очень просит о ней не беспокоиться, читай, не беспокоить ее. Дело Гумно-Живицкого стояло, дела Спадниковой не было вовсе, контролерша скончалась, госпожа Саврасова приобрела путевку на Канары, Тамара Колпакова упала в метро так, что нога провалилась между платформой и поездом. Обошлось – помогли ребята-курсанты, но едва не рехнувшаяся женщина прибежала в «Челн Ра» к Комаровой. Той на месте не оказалось, и клиенткой завладела хозяйка, уговорив «на действие». Навредить зеркала и свечи не могли, а вот помочь…

– Алик, – спросила Олька, садясь в машину Геннадия, – а может, нам всем креститься?

– Наташе не помогло.

– Я не об этом. Надоело, что бог с чертом тобой в футбол играют.

– Делай как хочешь…

– А ты?

– Я слишком много отдал Дионису.

Это не было ссорой, просто на спину верблюду по имени «выдержка» шмякнули еще один тюк, и верблюд, пошатываясь, побрел на встречу с неизбежной соломинкой. За соломинкой не заржавело: вездесущая Фатима выдернула шнур питания, как раз во время сохранения. Работа целого вечера пошла коту под хвост, а историк швырнул мышь на пол и заорал, как не орал ни разу, по крайней мере при дочери.

Виновница ошпаренной молнией ринулась под ванну, Соня с той же скоростью метнулась прочь, налетев на примчавшуюся на грохот мать. Заслоняя детище, Марина застыла у книжного шкафа новой Ниобой. Понимая, что не прав, и не в силах остановиться, Олег Евгеньевич рявкнул: «Как же вы мне со своими котами осточертели!», схватил какую-то книгу и бросился на диван. Как оказалось, на спящего между подушек Егора.

Свой дальнейший монолог Шульцов со стыдом вспоминал еще долго, но дело было сделано. Прорыдав «а я думала… думала… что ты человек!..», Соня возобновила прерванное бегство. Марина вытерла руки о халатик и заплакала; одержимый самым злобным и склочным из ассортимента семейных бесов историк проревел: «Оставьте меня в покое!» – и раскрыл книгу на первой попавшейся странице: