Татьяна Минина - Исправленному верить (сборник)

– Александра учится за государственный счет и как отличница получает стипендию. Я, по старой советской памяти, ничего странного в этом не увидел, спасибо, что надоумили… Похоже, здесь та же история, что и с комнатами, в которые никого не подселяли. Вы куда?

– За вином.

– Не рановато ли? – усомнился сосед. – Или на трезвую голову мы не поймем?

– Не в этом дело, – уклонился от немедленного разъяснения Шульцов.

У витрины молодая женщина с толстыми, обтянутыми чем-то чудовищно розовым ногами унимала вопящее чадо. Ребеночек злобно топал ножками и хотел… Олег Евгеньевич подумал, что блинчик, оказалось – украшавшую витрину куклу-китаянку, блин же поминался цветком жизни всуе.

– Говорите. – Девушка за стойкой улыбнулась Шульцову.

– Бокал «Старого нектара».

Замысел историка подразумевал «случайно» разлитое вино, но бушующий мальчишка подал новую идею. Уже с бокалом в руке Олег Евгеньевич сместился влево, якобы разглядывая выставленные пирожные. И заработал чувствительный пинок по колену.

– Что ж… – Историк глянул на золотистую лужицу. – Хвала Дионису…

– Вы сами виноваты, – мамаша не стала дожидаться претензий, – смотреть надо! Ребенок же!

– Бйин! – пискнуло дитя. – Сотйеть надо!

Не вступая в дискуссию, Шульцов, едва не произнеся вслух «Вышла младая, с пурпурными ляжками Эос», вернулся к соратникам.

– Эта женщина чем-то важна? – Аркадий Филиппович взглядом профессионала смотрел на розовоногую.

– Нет, хотя не удивлюсь, если за ней и ее сыном что-нибудь потянется… Греки умели создавать величие или хотя бы в него верить. «В каждой луже – запах океана…» Мы эту сентенцию воспринимаем по-эллински: видим в луже – океан, а в тайне, в смерти, в, скажем так, судьбе – нечто божественное… Это тешит человеческое самолюбие, но слишком часто нам противостоит нечто… сопоставимое. Артемий за день до смерти меня прямо-таки носом ткнул в двоякость Гумилева!.. Запах океана в луже не делает ее океаном, океан у нас в голове! И при этом у лужи и океана есть общее…

– Олег Евгеньевич, – остановил разогнавшегося историка полковник, – успокойтесь. Вы говорите сами с собой, мы с Юрием ничего не понимаем. Какие греки? При чем они здесь?

– Если посмотреть на то, что творится, с эллинской точки зрения, выстраивается более или менее непротиворечивая схема, – объяснил Шульцов, чувствуя, что несет нечто неудобоваримое.

– Стойте!..

Но историк уже и сам видел. Вошедшего в кондитерскую знакомого священника и сопровождавших его арийского вида громил.

Батюшка продолжал усиленно поститься. Загрузив поднос шоколадным тортиком, взбитыми сливками и бутылкой «Старого нектара», он оккупировал соседний столик, громилы со скромными молочными коктейлями уселись через проход у окна.

– Юрий, – торопливо шепнул историк, – вы не видите, что у охранников за эмблемы? У меня оба глаза «минус два».

– Похоже на внутренние войска. Очень.

– М-да…

– А чего вы ждали?

– Лозу, шишку пинии, плющ… Впрочем, я в своих расчетах отталкивался не от символики, но… Давайте обсудим это в другой раз. – Шульцов бросил быстрый взгляд на вкушающего сливки святого отца. – Аркадий Филиппович, я отдаю себе отчет, что это не вполне законно, но хорошо бы осмотреть квартиру в отсутствие старух и их… тварей. Ольга вместе с участковым врачом могла бы организовать проводы Хандовой в больницу, но Тантика и тем более кота они с собой не потащат.

– Первое, что приходит в голову, – это утечка газа с эвакуацией всего подъезда, – сымпровизировал сосед, набирая сообщение. – Газ как таковой не пахнет, в него добавляют специальное вещество. Если его распылить, тревогу поднимут сами жильцы, а дальше – дело техники. Проход подъезда сверху вниз с заходом в каждую квартиру нам гарантирован. Тех, кто не захочет покидать квартиры, выведут в принудительном порядке, а замки… Вряд ли они новые.

– Они просто старые.

– Чем старше замок, тем легче его открыть. Самый лучший через десять лет становится просто хорошим, а хороший – паршивым. Это еще что такое?

Приближающийся вой недвусмысленно намекал на то, что где-то что-то не так, но охранники продолжали тянуть свои коктейли, а батюшка, покончив со сливками, взялся за тортик и даже не взглянул на вырвавшуюся из-за угла машину характерной расцветки, устремившуюся прямиком в арку с подвеской.

– Я посмотрю, – решил Степаненко.

– Мы посмотрим. Олег Евгеньевич, вы пока здесь. И без самодеятельности. Черт… Слушаю вас. – Судя по тому, что полковник не послал звонившего куда подальше, сообщение было важным даже на фоне блокировавших переулок машин МЧС. – Это Валера. Из школы вернулась дочь оваловских соседей и рассказала вот что. Около семи утра в их форточку влетела канарейка, девочке разрешили ее оставить. Сейчас птичка пропала.

Батюшка облизал ложку и промокнул губы салфеткой; ангелы-хранители немедленно отодвинули украшенные веселенькими бумажными зонтиками стаканы и поднялись. Упускать их было ошибкой, и Шульцов двинулся следом.

– Мужчина! – окликнула официантка. – Вы пакет забыли.

Забыл, вернее, оставил на хранение свое имущество Степаненко, но девушки в передничке подобные тонкости не касались. Шульцов поблагодарил и вернулся за пакетом. Задержка оказалась фатальной – сластена в рясе как в воду канул. Разумней всего было вернуться и ждать указаний, однако историк, отлично понимая, что делает глупость, отправился выяснять, в чем дело. Его не останавливали, хотя улица была перекрыта.

Безнаказанность опьяняла, и Шульцов нахально свернул к арке. Ожидаемого приказа остановиться так и не прозвучало; Олег Евгеньевич, благополучно миновав полосу гравия, под которым таилась укрощенная труба, вступил во двор и тут же шарахнулся за спины добрых молодцев в комбинезонах, так как навстречу шествовали эвакуируемые старухи. Розик с Тантиком на руках плыла первой, не оглядываясь ни на дом, ни на соседок. Навьюченная сумками и ридикюлями Нинель опекала толстую Клавдию в зимней песцовой шапке, та плакала, кота при хозяйках не было.

– Как вы сюда попали? – резко спросили за спиной. – Ладно, не до того! Времени у нас вряд ли много.

– Газ? – на всякий случай уточнил Олег Евгеньевич.

– Да. Очередное совпаденьице. Получите, распишитесь.

Специфический запах почувствовался сразу же. На площадке первого этажа возились двое в масках и с какими-то приборами; полковник, не заговаривая, двинулся вверх. Степаненко с Шульцовым не отставали, но с каждой ступенькой Олегу Евгеньевичу все отчетливей представлялся рыжий перс, дерущий когтями газовую трубу, а распахнутые настежь двери и люди в комбинезонах навевали мысли о календаре майя, хотя античнику такие мысли и не подобают.