Ирина Булгакова - Зона. Урок выживания

Передвигаться в трубе, соединяющей два мира, можно было лишь согнувшись. Ника так и шла, низко опустив голову. Поэтому вскинутую руку идущего впереди Грека заметила не сразу. Девушка остановилась тогда, когда услышала шум проезжающей по насыпи машины. В довершении ко всему, пинок тяжелым ботинком по голени отрезвил мгновенно. Она сдержала всхлип. Потянулась к ушибленному месту — большего позволить себе не могла. Стукнет Греку моча в голову — завернет от самого кордона.

Ника остановилась, неслышно переводя дух. Она прислушалась к тому, что творилось над головой. В спину ей с размаху ткнулся Макс. Будь он на ее месте, схлопотал бы первым. А так досталось ей, поскольку шла после проводника. За ней двигался Макс, а замыкал отряд Краб. Так распорядился Грек, а обсуждать приказ проводника дураков не нашлось.

Ему бы в цирке работать, зло покосилась на Грека Ника. Всего полдня и пообщались, а уже "мои приказы не обсуждаются" — вбито в голову намертво. Не стоило расстраивать бывшего прапорщика. К тому же, она не поручится за остальных, но что касается непосредственно ее — это правило, пожалуй, оставалось единственным, что ему удалось вбить в ее голову, доселе с военной наукой не знакомую.

Глухарь ошибся, полагая что Грек ни за какие деньги не поведет женщину в Зону. Повел. Никуда не делся. С одной лишь разницей, что хмурый проводник так и остался в неведении относительно ее настоящего пола.

Через пару часов после памятного разговора с Глухарем, Ника, бесцельно прошатавшись по ночным улицам, вернулась в бар. На этот раз она зашла с другого хода.

В подсобке, заваленной тряпками, смывала грим Лялька.

Вот, кто оказался благодарным слушателем. Глядя в огромные, расширенные до предела глаза, хотелось говорить и говорить.

— Ерундой не страдай, — посоветовала ей Ляля после того, как честно ответила на вопрос, почему выручать Красавчика в Зону никто не пойдет, если сам Глухарь отказался. — Даже не думай у кого-нибудь из проводников проситься. У сталкеров на этот счет бзик. Женщина в Зоне, то же самое, что и на корабле раньше. Да и насколько я знаю, нет их там и никогда не было. О протухших после первой аварии мертвяках я не говорю, сама понимаешь. Меня, например, ни за какие деньги туда не затянешь. А деньги я люблю, ну, ты знаешь… Для другого пожалела бы, а для Красавчика не жалко. Щедрый всегда был, за каждым баксом не давился, как некоторые. Потом, он в больницу как-то меня повез, когда внематочная у меня была. Бери, все равно он свое уже отработал. У меня теперь другая задумка. Представляешь, выхожу я на сцену вся в белом, как пионерка…

Ника ее уже не слушала. Тот самый сталкерский костюм, который пару часов назад пожирали глазами сталкеры, а точнее, то, что за ним скрывалось, лежал перед Никой во всем своем великолепии.

Красавчик собственноручно достал настоящий камуфляж когда узнал о том, что Лялька задумала.

— Никакой бутафории, — категорично заявил он. — Не будет того накала. Я достану тебе настоящий костюм. Не мелочись, Лялька. Выкати тысячу баксов. Такой костюмчик будет, со всеми наворотами, и под размер, кстати. Я как представлю тебя в нем, так уже слюни текут… А может и не слюни…

Лялька рассмеялась от удовольствия, зажав ему в шутку рот. Но деньги выкатила. Правда, после того, как Красавчик не отозвался на пикантное предложение о бесплатной раздаче слонов в течение месяца. Целых пять раз.

— Извини, Ляля, — сказал он. — Так часто мне не надо. Сталкер я уже давно. По таким расчетам мне на всю жизнь хватит. И еще остаться должно.

Получив костюм, Ляля пошла еще дальше. Хорошо, что успела объяснить прежде, в чем состоит ее задумка.

— Вот выхожу я, представь, вся такая крутая, — Лялька профессионально огладила выпуклости, — в сталкерском прикиде. Народ тащиться начинает. И тут появляется как бы контролер. У меня на примете и парень знакомый есть. Так распишу его голого — ну прикроем там, то что торчать будет — что от живого контролера и вблизи не отличишь. И начинает меня лапать. Вот это номер! Представляешь?

— Ага, — беспечно кивнул головой Красавчик. — Один?

— Что один? — не поняла Лялька.

— Спрашиваю, один парень у тебя на примете?

— Один, — хлопнула огромными ресницами.

— Тогда номер не пойдет.

— Почему?

— Одного надолго не хватит. Представь себе, девочка моя, когда твоя программа начинается, половина зала уже лыка не вяжет. А остальная половина пьяна вусмерть. Не так поймут. Сталкеры после ходки народ нервный — схлопочет твой протеже в первый же вечер пулю между глаз. Трудно тебе будет после этого замену ему найти…

Костюм пришелся Нике впору. Ботинки тоже.

Но главное — Грек, к которому посоветовала обратиться та же Ляля, не различил подделки. Правда, кое-что пришлось отрезать: длинные черные волосы. И прибавить: круглые очки с простыми стеклами.

— Взгляд у тебя… женский. Прикройся. Это неприлично. Примут за голубого — в Зону тоже не возьмут. Сталкеры, понимаешь, любят когда у них тылы прикрыты.

Армейский рюкзак с аптечкой, подробную карту Зоны — вряд ли вообще у кого-нибудь была такая, предмет гордости Красавчика — почти новый автомат с шестью запасными рожками, Ника взяла в схроне, в заброшенном в лесу то ли домике, то ли сторожке, о которой знала кроме Красавчика только она. И никогда бы ей не знать о схроне, если бы той ночью, когда она очнулась, истекая кровью и жалея об одном — что осталось жива — Красавчик не принес ее туда.

— Молодец, — одобрил экипировку Ники проводник. — Этот парень знает толк в защитном обмундировании.

Хорошо еще в пример другим новобранцам — так он называл по старой привычке тройку новичков, выразивших желание посетить Зону — не поставил. Любая похвала начальства способна с первых минут вбить клин в отношения между подчиненными. Тогда как ругань наоборот, сближает.

Сразу после похвалы, Грек взялся читать нотацию. После первых же слов "мой приказ не обсуждается, это — закон, если я прикажу стоять, то будь вы хоть по жопу в дерьме", Ника мысленно отъехала.

Девушка следила за тем, с каким воодушевлением Грек объясняет правила поведения в Зоне, как горят его глаза с полопавшимися кровеносными сосудами. Она смотрела на большой нос с крупными порами, казалось, живший на отекшем лице отдельной жизнью. На щеки, выбритые до синевы, на тонкие губы. Весь он был как гриб боровик — крепкий еще мужчина сорока с лишним лет, с широкими плечами и едва наметившимся животом. Пока он говорил, Ника думала о том, что этот человек нашел свое призвание и заключалось оно в том, чтобы время от времени иметь возможность произносить вот эту самую фразу "мой приказ — закон".

— Слухай сюда, хлопец. — Добродушный взгляд проводника вдруг стал проникновенным. — Вижу, неинтересно тебе, о чем тут разговоры разговаривают. И то правда, не стоит так голову напрягать, если жить тебе осталось всего ничего. Звать тебя как будем?