Ольга Онойко - Ррит Тираи

— Ты привёз на Тираи певчего хманка. Ты осмелился указать этот мир странной твари, обладающей могуществом, которого ты сам боишься. Что ты скажешь в своё оправдание?

Р’йенра вскинул голову, глаза его запылали. М’рхайра беззвучно фыркнул: ему вновь что-то показалось смешным.

— Не я привёз его! — звенящим от гнева голосом ответил Р’йенра. — И не я указал ему звезду! Это К’хирилл назвал нам координаты Тираи, а сам он узнал их не из архивов, но услышал во внешней бездне. Так певчий хманк может узнать скрытое, неведомое или преданное забвению.

— Что ещё он может?

Р’йенра мотнул головой.

— Разговаривать, прикасаясь разумом к разуму. Решать, что должно и не должно случиться. Знать наперёд ответы.

Повисло молчание. Н’йирра ждал. Запахи говорили ему, что М’рхайра чувствует лёгкую досаду и скуку, а сердца Р’йенры яростно бьются от волнения. «Хорошая пара, — отметил он. — Настолько разные и так естественно связанные. Подобные им в моё время побеждали в сражениях». Несмотря ни на что, в нём разгоралась приязнь к юношам.

Ацарши заговорила.

— Если так, — спокойно, раздумчиво сказала она, — этот хманк опасен и его надо убить.

4.

— Эрмеленда, — прошептал Кирилл, — Эрмеленда… такая красавица, такая хорошая…

Голос певчего, родившийся во внутренней бездне, чистым звуком пронизал бездну внешнюю.

Немыслимо далеко от планеты, названной Ррит Тираи, так далеко, что даже свет её солнца не достигал этой точки в пространстве, тридцатиметровая женщина-псевдоящер приподняла голову, прислушиваясь. Медлительно потянувшись, женщина встала. Её чудовищные когти пропахали борозды в дёрне. Эрмеленда вышла из тени скальной гряды, где дремала с полудня, и выбралась на открытое место. Она двигалась с изумительной грацией, перетекала из положения в положение легко и незаметно, будто призрак. Чёрная её шкура поблёскивала, как нефтяное пятно. Хотя ростом Эрмеленда превосходила даже земного бронтозавра, весила она не более шести тонн. Очертания её поджарого, элегантно выгнутого тела напоминали скорей о двуногой левретке, чем о ящерице.

«Эрмеленда!» — безмолвно звал Кирилл.

Асфальтово-чёрная огромная голова поднялась. Эрмеленда выпрямилась на задних лапах, упираясь хвостом. Ловя ускользающий голос друга, она без спешки вытянулась во весь свой колоссальный рост и обратила морду к звёздам, скрытым за тучами.

«Издалека ты кажешься таким большим, мягкокожий мужчина».

Бесплотные руки Кирилла прикоснулись к её разуму, излучая ласку и нежность.

«Милая Эрмеленда, пожалуйста, помоги мне. Я хочу поговорить с дедушкой, но с такого расстояния я до него не докричусь».

Из грота показалась Имистэйма, младшая сестра Эрмеленды. Уловив обрывки беседы, она преисполнилась любопытства и жаждала чем-нибудь помочь. Имистэйма была почти вдвое мельче сестры. Ей также предстояло стать великаншей, но десятилетия спустя. Кирилл знал, что нукты любознательны и всегда рады видеть и узнавать новое, поэтому он откликнулся на мысленный голос Имистэймы и показал ей несколько пейзажей далёкой планеты. Девушка транслировала ему веселье и интерес. Планета показалась ей слишком тихой и скучной для жизни нукт, однако Имистэйма сознавала, что для сородичей Кирилла она может быть уютным жилищем.

Сёстры жили в питомнике на Второй Терре. Седьмая Терра находилась на изрядном расстоянии от неё, но объединённой телепатической мощи Эрмеленды и деда Кирилла было достаточно для внятного разговора между ними.

«Хорошо, — ответила нукта, — я передам ему твои слова. Говори».

«Спасибо, Эрмеленда! Скажи деду Диме, чтобы он фиксировал меня на телекарте и передал данные Кайриши на Ррит Кадару. Кайриши должна услышать, что мои предположения были верны, я нашёл то, что искал. Обо всём прочем ей уже известно».

Несколько мгновений Кирилл вслушивался в голоса внешней бездны. Потом их бессмысленные и бесконечные музыкальные сплетения вновь рассёк, подобно лазерному лучу или зуммеру, голос женщины, очень тихий, но совершенно чёткий: «Я расслышала и поняла тебя, мягкокожий мужчина. Я перескажу услышанное в точности. Возвращайся к нам целым. Я хочу тебя понюхать».

«Конечно, Эрмеленда. Спасибо ещё раз».

Кирилл глубоко вздохнул, расплёл ноги из позы лотоса и лёг на пол навзничь. Он чувствовал, как по губам и щеке стекает кровь из носа, но не мог даже поднять рук, чтобы стереть её. Болели глаза. В них тоже полопались сосуды. Биопластиковый костюм Кирилла растёкся по полу рубки белесой полупрозрачной лужицей. Обычно он не мешал, Кирилл даже не замечал его, но когда нужно было связаться с кем-то очень далёким, костюм становился подобием глухого фильтра. Он отрезал певчего человека от внешних бездн. Приходилось от него избавляться.

Кирилл представил себе деда Диму: белую гриву, белое львиное, морщинистое лицо, пронзительные синие глаза. Когда дед узнает, что сотворил над собой внук, то придёт в бешенство. Он тоже певчий. Он уступает Кириллу в силе, потому что с Кириллом Васильевым вообще никто не может сравниться, но его ярость собирает грозы — многодневные грозы над столицей Седьмой Терры. Только Эрмеленда способна утихомирить неистовый его разум. Ни одному человеку-амортизатору не хватит на это воли. Так странно связаны они с дедом: у обоих место кого-то из членов нормальной тройки занимает инопланетянин…

Биопластик медленно возвращался на кожу. Всю до капли он впитал кровь Кирилла и усвоил её. Лёжа без движения, Кирилл прислушивался к тому, как пластик запускает регенерацию. Жаркое тепло схватило его за кончики пальцев. Запылали уши и щёки, горячая волна прошла от груди к низу живота. Значения кровяного давления приблизились к норме. Стало легче дышать и думать.

Каждый раз, когда Кирилл приказывал биопластику отделиться, это значило, что его организм ждёт тяжёлый стресс и форсированное восстановление. Хрупкое тело певчего быстро изнашивалось. Отпущенный ему срок неумолимо сокращался. Сейчас Кирилл поступил неразумно, неосмотрительно. Лучше было дождаться возвращения и передать хорошую новость деду и рритской женщине по технической связи, просто словами. Но Кирилл чувствовал, что должен сделать именно так. Это было не веление его сверхъестественного пророческого дара, а веление его совести. Предавая Р’йенру в одном, он должен был хоть чем-то загладить вину.

Отзвучали слова Ацарши и вновь стало тихо.

Р’йенра стоял как громом поражённый. С пронзительной ясностью он ощутил вдруг, как сильно отличается от этих людей, от тех, для кого война была праздником, а убийство — поводом ликовать. Древняя сила бежала по их жилам подобно крови. Она была притягательной, она завораживала Р’йенру, но её жаркий доисторический мрак был ему чужд. Пусть инстинкты кричали «да!» Сознание держало их в жёсткой узде. «Я иной, — подумал Р’йенра. — Я иной и… меня это устраивает!» М’рхайра незаметно коснулся его руки кончиками когтей. Р’йенра перевёл дух. Радостно было чувствовать поддержку «лезвия». М’рхайра любил бравировать своим цинизмом, но определённых границ этот цинизм никогда не переходил… Придя в себя, Р’йенра скользнул осторожным взглядом по лицам Н’йирры и Л’йарсы. Он знал, что женщина может отдать приказ, но сама отправится убивать только в крайнем случае. У Ацарши на Тираи хватало воинов, способных приказ исполнить.