Максим Перельман - Переход

Я решил, что сделал всё возможное. И продолжил жить так же, как жил до встречи с Эрнестой. Но не было и одного дня, чтобы я не тосковал по ней. Да и рассказ Эрнесты не выходил у меня из головы. И чем больше проходило времени, тем отчётливее я понимал, что всё слишком запутано, всё — не просто. Да какое уж там — не просто! Третий Рейх, инопланетяне, капсулы, доставшиеся мне огромные деньги — всё было невероятно.

Я путешествовал по многим странам и многим городам. Я пытался найти покой, искал место на Земле, где буду, наконец-то, счастлив. И понял только одно, что без Эрнесты счастье для меня невозможно. В какие-то моменты мне казалось, что те два дня и две ночи в Венеции один из моих неправдоподобных снов.

По крайней мере, мне очень хотелось верить в то, что я не перевоплощение нацистского преступника, который, вступив в сговор с инопланетянами, собирался уничтожить всё человечество.

В какие-то моменты мне удавалось не думать об этом и наслаждаться своими возможностями, красотами мира и жизнью.

Я помнил слова Эрнесты о том, что чем дольше она живёт, тем больше любит жизнь. И, кажется, уже понимал, что она имела в виду — я начинал любить свою жизнь.

Однако, когда я спрашивал себя, приму ли я капсулу после истечения действия первой, я не мог ответить ни утвердительно, ни отрицательно.

Мне исполнилось тридцать восемь лет. Впереди было много времени — действие капсулы было рассчитано на двадцать лет. «Целых восемнадцать лет впереди, — говорил себе я, — а там посмотрим».

Прошёл ещё год незаметно и быстро. В конце концов, я поселился в Австрии. Мне нравился купленный мною домик на берегу озера. У меня появилась женщина. Нет, это не была любовь, мы просто скрашивали одиночество друг друга.

Как-то я решил поделиться с кем-нибудь капсулами, но никого не нашёл рядом, кому хотелось бы их подарить. Тогда я дал себе слово, что выделю, как минимум, три капсулы из своих девяти на тот случай, если кому-то они будут необходимы. Правда, я не знал тогда, по каким критериям решать, кому капсулу необходимо дать, а кому нет. Не буду ли я убийцей, не дав её смертельно больному человеку? И не возомнил ли я себя вершителем судеб, когда решаю, кому из людей стоит жить дальше?

Однажды я возвращался самолетом из Нью-Йорка в Вену. Никаких особых дел у меня в Штатах не было. Навестил родственников в Сан-Франциско, повалялся на пляжах Флориды, побродил по Нью-Йорку.

Устроившись в кресле, я чувствовал себя превосходно. Самолёт уже набрал высоту, стюардессы стали разносить ужин — рейс был ночной. После ужина пригасили свет, пассажиры начали готовиться ко сну. Растянувшись в своём кресле, я думал о том, как приятно летать бизнес-классом, а не сидеть всю ночь, скорчившись в кресле эконом-класса.

На соседнем кресле рядом со мной сидел мужчина лет сорока — сорока пяти. На нём был старомодный, но новый костюм, на руке дорогие часы, а на носу очки в черепаховой оправе. «Наверное, бизнесмен, — подумал я, — и, по всему, удачливый». Его старомодность показалась мне продуманной. У него был вкус. Мне всегда были приятны люди, которые чем-то не похожи на других и при этом обладают безупречным вкусом.

Вкус в одежде, по-моему, самое главное в жизни. Ведь если у вас есть вкус в одежде, то он обязательно проявляется во всём.

Мой сосед листал какой-то глянцевый журнал из тех, что были на борту, прихлёбывая из чашки кофе.

Я закрыл глаза и задремал. Сквозь сон я услышал, как мой сосед что-то сказал по-немецки. Открыв глаза, я увидел, что он глядит на меня.

— Простите? — спросил я по-английски.

— В Австрию по делам или домой? — перешёл он на английский.

— Скорее домой, нежели по делам, — ответил я и зевнул.

— Я тоже домой. Вы, конечно, живете в Вене? — улыбнулся он.

И мне показалась что-то очень знакомое в его улыбке. «Может быть, какой-то актёр», — предположил я.

— Нет, мой дом на озере, недалеко от Клагенфурта.

— Возвращаетесь домой и не говорите по-немецки? — усмехнулся он, — необычно, не правда ли?

— Да, — холодно ответил я, — необычно.

Он взглянул на меня, прищурив глаза, и его тонкие губы растянулись в хитроватой улыбке. Моя холодность его нисколько не смутила.

— Неужели совсем не говорите по-немецки? — слишком назойливо спросил он.

— Ни слова, — ответил я, хотя знал уже достаточно немецких слов для того, чтобы зайти в магазин, но не для того, чтобы вести беседу.

Он пожал плечами: — Странно.

Мне показалось, что он обиделся, а мне не хотелось обижать того, с кем придётся лететь рядом всю ночь. Кроме того, я внезапно почувствовал к нему необъяснимую симпатию. Поэтому я постарался придать своему голосу дружелюбный оттенок и сказал:

— Сэр, если человек живет в Австрии, это вовсе не значит, что он знает немецкий. Точно так же, как человек, живущий в Индии, не обязательно говорит на хинди. Я недавно переехал в Австрию, а язык как раз собираюсь начать учить, как только приеду домой.

— Собираетесь начать учить? — переспросил он.

Моя симпатия к нему испарилась. Его вопросы начали меня раздражать. Он таким тоном спросил «собираетесь начать учить», при этом усмехаясь и прищуриваясь, точно он школьный учитель, разговаривающий с невыучившим урок учеником. Но при этом снисходительный учитель, спрашивающий любимого ученика.

— Хотите, помогу вам? — вкрадчиво предложил он.

— Что — помогу? — не понял я.

— Помогу выучить немецкий язык за полчаса.

Он начинал меня не просто раздражать, но злить.

— Каким образом, позвольте спросить?

Он опять улыбнулся: — Есть один способ. Представьте, есть способ.

Мне явно начинал надоедать этот бред.

— Я никуда не тороплюсь. Не вижу необходимости изучать язык за полчаса. Тем более с вашей помощью, — сказав это, я отвернулся от него.

Но он не унимался:

— Ну, то, что вы никуда не торопитесь, это понятно, — он ухмыльнулся, — а вот то, что не хотите воспользоваться моей помощью, так это вы напрасно. Когда-то вы ею регулярно и с удовольствием пользовались, — он рассмеялся и откинулся к спинке кресла, — и в некоторых случаях даже не могли обойтись без моей помощи.

— Послушайте, уважаемый… вы… э… может быть, вы поспите немного и дадите мне отдохнуть? Я понимаю — стрессы, перелёты, бурная фантазия и так далее, но я хочу немного поспать, вы — не против?

— Абсолютно не против. Только вот по прилёте в Австрию, я думаю, нам стоит поговорить. А лучше отправится сразу в Германию, — уже без улыбки проговорил он.

— Обязательно, — отрезал я, — как только прилетим в Вену, так сразу же и отправимся в Германию.

«Да всё-таки много сумасшедших в мире, жаль только, что им продают билеты в самолёт», — подумал я.

— А пока, с вашего позволения, я немного посплю, — сказал я и закрыл глаза.