Александр Усовский - Эра негодяев

Фрау Шуман серьезно посмотрела в глаза своему собеседнику, а затем не менее серьезно произнесла:

— А вы, господин Молнар, очень напрасно не верите в чудеса. Иногда, знаете ли, случается так, что любовь становится материальной силой и разрушает любые, самые толстые, стены, и крушит любые, самые чудовищные, запоры. Любовь все еще движет миром — поверьте мне на слово, Ференц. Любовь — и ничего больше! И не верьте тем, кто будет утверждать, что это не так — просто эти люди никогда не любили…

— Значит, все…

— Да, все. Они выводят войска из Косова и соглашаются с военной оккупацией края войсками НАТО. Короче, ложатся.

— Чего и следовало ожидать. Хотя, откровенно говоря, я думал, они побарахтаются подольше. Ладно, Левченко, какие результаты нашей работы мы можем поставить себе в плюс?

Подполковник Левченко открыл свою папку, немного подумал, кое что отчеркнул — а затем доложил:

— Сбои системы наведения ракет — наш самый удачный проект. Пять ракет ушли в Болгарию, три — в Македонию, две — в Венгрию, две — в Румынию, ещё не менее сорока шести взорвались в чистом поле, не причинив никому никакого вреда. Я думаю, имеет смысл дать задание специалистам Румянцева не просто вырубать систему самонаведения ракет, а как-то программировать их так, чтобы они поражали те цели, которые мы считаем нужными — разумеется, без самоликвидации. Представляете, как было бы эффектно, если бы крылатая ракета попала в болгарский парламент, за сутки до этого разрешивший натовским самолетам использовать воздушное пространство Болгарии? Так ракета попала в какой-то жилой дом, эффект был, но слабоватый.

Дальше, по сбоям системы связи. Оружие пассивное, но, в принципе, если нарастить его мощность — очень даже перспективное. Всего за время войны сбои в системе связи, повлекшие за собой какой-то результат, произошли в ста тридцати восьми случаях. Два самолета погибли, более сорока — сбросив бомбы в море, вернулись на базу, или прекращали выполнение заданий — по разведке погоды, целей, по радиоэлектронной борьбе. Технический отдел наработал целую кипу рекомендаций для ОКБ в Жуковском, они уже там начали дорабатывать систему, думают внести предложение включить её в общую систему ПВО страны. Вопреки предположениям, система оказалась довольно эффективной.

По пускам ракет. В принципе, успешно — если бы не истории с Таманцем и Одиссеем. На семь пусков — один промах, два поврежденных самолета — 'торнадо' и 'тандерболт' — четыре сбитых. Поврежденные самолёты к дальнейшей эксплуатации непригодны — итальянский 'торнадо' сел на брюхо, у американского 'тандерболта' оторван правый двигатель. Как он на одном моторе сел? К сожалению, оба экипажа поврежденных машин уцелели. Сбиты — с подтверждением как минимум из трёх источников: один 'Хокай' — в Будапеште, один Ф-16 — у берегов Далмации, один 'торнадо' — над островом Вис, один Ф-18 — недалеко от Триеста. Общий ущерб противнику — более ста сорока пяти миллионов долларов; вместе с самолетами погибло семь пилотов, из них четверо — на борту 'хокая' в Будапеште. Один взят в плен боснийскими сербами — штурман 'торнадо'. На всякий случай Митрович прислал протокол его допроса.

Надо сказать, все пуски командование НАТО отнесло на счёт югов; на нас даже и не грешат. Исследовали брошенные пеналы — в их руках оказалось два — и пришли к выводу, что это восточные немцы накануне своего закрытия распродали по дешёвке свои арсеналы. Ведут следствие. Естественно, ничем оно не закончится.

По захваченным системам связи, опознавания и наведения — успешно. За исключением случая с обломками немецкого 'торнадо' — штатно.

Генерал Калюжный тяжело вздохнул.

— Знаешь, Левченко, ты мне напоминаешь главного врача больницы, который вывешивает перед своим кабинетом среднюю температуру по вверенному ему учреждению здравоохранения. Ты понимаешь, что произошло этой весной?

— Понимаю. Немцы проиграли американцам влияние на Балканах, и…

Генерал досадливо махнул рукой.

— Ни черта ты не понимаешь! Это означает, что линия фронта приблизилась вплотную к нашим границам, и завтра мы будем вести свою войну уже почти у себя дома! Вот что случилось, друг мой ситный! Враг у ворот! И противодействовать мы ему будем уже не на дальних подступах, не в афганских горах или йеменских песках, и даже уже не в Восточной Европе — а дома, на своей территории! Завтра нам придется вести бой на Украине, в Белоруссии, в Узбекистане — вот что страшно! И завтра враг погонит против нас уже наших бывших соотечественников — со стороны с удовольствием наблюдая на это жуткое братоубийство. Ни черта ты не понимаешь… Ладно, что с Одиссеем?

— В данный момент — в тюремной больнице, второго августа у него суд. Адвокат все же надеться на мягкий приговор.

— Мягкий — это сколько?

— Ну, может быть, лет десять, двенадцать… Вроде бы психиатрическая экспертиза доказала факт состояния аффекта — Лошонци нашёл там какого-то своего однокурсника, тот пообещал именно эту формулировку внести в итоговое заключение. Есть свидетельские показания — тут уж наши белорусские друзья подсуетились — что погибший в поезде Ниш-Белград гражданин Белоруссии Юрий Блажевич, направлявшийся в паломничество в Метохию, был старым другом нашего фигуранта, даже служили они вместе. То есть стрелял наш парень чисто из мести. Вот только факт приобретения ПЗРК у некоего неизвестного немца в Шопрони никак подтвердить не получается. Здесь лакуна, но следователь вроде бы берется это дело снивелировать. За десять тысяч. Но просит подбросить улик — так адвокату прямым текстом и заявил. То есть парень, по ходу, понимает, что, как, зачем и почему — но не хочет грех на душу брать, нашего парня под пожизненку подводить; тем более, теперь наш парень среди их правоохранителей — персонаж почти легендарный, сродни Арпаду или Ференцу Ракоци.

Генерал удивлённо поднял брови.

— Кто это? И с чего это ему такая честь?

— Ну, Арпад — это основатель Венгерского королевства, князь-богатырь; Ракоци — трансильванский князь, противоборствовал и туркам, и австрийцам. Оба они бились с многократно превосходящими силами неприятеля, не смотря на его число, и наш парень тоже сражался с врагом в одиночку.

Генерал чуть улыбнулся.

— Ну-ну. Ладно, пущай будет богатырь-одиночка, я не против. — А затем, несколько минут подумав, продолжил: — Значицца, так. Пущай суд идет, как идет, пущай срок ему там намеряют, какой считают нужным. Это все херня. Ты вот что мне скажи, Левченко — проявил Одиссей себя с должной стороны?

— Проявил. Правда, мог бы…

— Меня не интересует, мог или не мог. Меня интересует — сделал?

— Сделал.