Евгений Прошкин - Механика вечности

— Ну? Не молчи!

— Вы, наверно, решили, что мы воспользовались вашим прибором? У нас есть свой.

— Сами сделали?

— Да нет же! — возразила Ксения. — Дырокол мне передал Евгений Петрович.

— Любопытно… — Фирсов перекатил зрачки в сторону Лиманского, и тот боязливо съежился.

— Она утверждает, что мы с ней общались в ином э…

— В иной версии, — подсказала Ксения.

— Ну, допустим. В иной версии. И, мне кажется, это похоже на правду.

— Во всем виноват Отдел. — Ксения встала и прошлась по комнате. Левша внимательно следил за ее передвижением, опуская руку на автомат всякий раз, когда Ксения приближалась к Фирсову. — Война с Прибалтикой, вторжение ООН и новая война — ничего этого не случилось бы…

Все присутствующие перестали дышать и, как один, уставились на Ксению.

— Этого, возможно, не случилось бы, если б не эксперимент, затеянный Отделом. Решение принимал не Евгений Петрович, и уж, конечно, не я, мы с ним только исполнители…

Левша, качавшийся на металлическом ящике, гулко стукнулся спиной о стену и чуть не выронил оружие.

— Вообще-то всю кашу заварил я. — Это признание моя гортань исторгла с большим трудом, но дальше говорить было намного легче. — Первоначально в прошлое послали меня, вернее, того, кем я стал в две тысячи двадцать шестом. Послали с одной лишь целью: переправить синхронизатор на двадцать пять лет назад, чтобы выиграть время на его изучение.

— Две тысячи первый! — воскликнул Лиманский. — Иван Иванович, вот вам и ответ.

— Гражданка Ташкова передает ФСБ неизвестный прибор, происхождение которого объяснить не может, — не спеша произнес Фирсов, будто восстанавливая в памяти строку из отчета.

— Ташкова — это моя бывшая жена.

— Однако, — крякнул Веселый.

— Я получила задание вернуть Мишу домой, — сказала Ксения. — Но две тысячи шестой сильно отличался от того, что мы ожидали увидеть.

— Продолжайте, — поддержал Фирсов.

— Я хотела предупредить Отдел о последствиях операции, но, как я понимаю, никакого Отдела в данной версии нет.

— Вы сказали, что жили в другом времени — без войн и катаклизмов, — проговорил Иван Иванович. — Пожалуйста, подробнее.

— В каком смысле?

— Прочтите альтернативный курс новейшей истории. — Он жестко посмотрел на Ксению. — Хочу проверить, насколько глубоко проработана ваша легенда.

— Поня-ятно, — протянула Ксения и села рядом со мной. — Принимаете нас за шпионов.

— Слишком красиво все выходит. Мы двадцать пять лет не могли понять, откуда взялся синхронизатор, а вы приносите готовый ответ. Мы послали людей, чтобы они хоть как-то изменили ход событий, — на следующий день приходите вы и рисуете прямо-таки райскую жизнь. Скажи людям то, что они хотят от тебя услышать, и бери их голыми руками. Я угадал?

— Прибор действительно взялся из ниоткуда. Но это не так важно. Отдел, развернувший эксперимент, исчез. Что теперь делать, я не представляю.

— А делать ничего не надо, это забота Тихона, — подал голос Левша. — Без вас обойдемся.

— Тихон — голова, — поддержал его Веселый.

— Значит, сидим и ждем, когда вернется ваш Тихон и принесет с собой чистое небо и… что там еще?

— И детский смех, — подсказал я.

— В какой год он отправился?

— В тысяча девятьсот девяносто восьмой.

— Вот оно! — воскликнула Ксения, хлопнув себя по коленке.

— Так-так, — оживился Иван Иванович. — Что вы там еще открыли?

— Кроме Тихона, кто-нибудь пользовался дыроколом?

— Это государственная тайна, — сказал Фирсов.

— Тихон первый, кто забрался так далеко?

— Да, — ответил Лиманский, невзирая на протестующие жесты Ивана Ивановича.

— В две тысячи третьем Латвия, Литва и Эстония вышли из состава России. В две тысячи пятом — война с Балтийским Союзом. Потом ввод войск ООН. Для вас это реальные исторические факты, для нас — последствия вмешательства в прошлое.

Иван Иванович запрокинул голову и мелко, по-стариковски, засмеялся. Куцапов выудил из склянки какую-то пилюлю и подбежал к Фирсову, но тот оттолкнул его руку и продолжал трястись, пока на глазах не выступили слезы.

— Наконец-то! — всхлипнул он. — Я все ждал, когда же вы объявите, зачем пожаловали. Отозвать Тихона! Дескать, все было замечательно, а он взял и испортил. А вы, бугаи, чего уши развесили? Вам бабу симпатичную показали, вы и растаяли! А я еще кой-чего соображаю, — удовлетворенно заметил Иван Иванович. — Варит еще умишко! Николай, давай лекарство.

Куцапов поднес ему новую таблетку, которую Фирсов проглотил не запивая. Потом он похлопал себя по груди, помогая таблетке провалиться в желудок, и невыразительно, как-то бесцветно, приказал:

— Казни их.

Левша бдительно вскинул автомат, а Веселый, растянув резиновые губы в безразмерной улыбке, отобрал у Ксении машинку.

— Иван Иванович, отложим до завтра! — запротестовал Лиманский. — Дождемся Тихона с Кришной, а там посмотрим.

— Если б им удалось что-то сделать, вы бы почувствовали перемены уже сейчас! — отчаянно крикнула Ксения.

— А как же погрешность? Сутки — туда, сутки — сюда.

— Сутки?! У нас разные дыроколы, сравните их!

Ксения порывалась что-то объяснить, но Куцапов уже толкал нас к выходу. Его каменные ручищи работали как поршни — за двадцать пять лет здоровья у этой сволочи только прибавилось.

— Кришна! — осенило меня. — В каких годах они делали пересадки?

— Не задерживайся, Колян, — сказал Левша.

— Кришна давно в земле! С две тысячи шестого!

— Что ты мелешь? — приподнялся в кресле Иван Иванович.

Куцапов замер и уставился на Фирсова. Ксения смотрела на меня с надеждой и недоверием. Она считала это уловкой — так же, как все остальные.

— Я видел репортаж, в котором показывали неопознанный труп. Ничейных покойников не бывает.

— Ближе к делу!

— Длинные волосы, прямой пробор, нос с горбинкой. И две татуировки: одна — «Кришна», а другая…

Второе слово вылетело из головы. Я исступленно тер виски, но ячейка памяти, хранившая эту кроху информации, скрылась под напластованием последних впечатлений.

— Это твой шанс, — тихо произнес сзади Куцапов.

— Иван Иванович, разрешите я их лично кончу? — попросился Веселый.

— Добро.

— "Навсегда"! — выкрикнул я, когда Роджер за спиной уже щелкнул предохранителем. — «Кришна — навсегда»!

— Точно, — сказал Левша. — Есть у него такая наколка.

— По телевизору видел? И что там еще было?

— Ничего.

— Две тысячи шестой? — с сомнением спросил Фирсов. — Тридцать восьмой — восемнадцатый — девяносто восьмой. Что они забыли в две тысячи шестом?

— Узнайте у своего Тихона.

— Гм… Ладно, Николай, запри их где-нибудь.

Куцапов отвел нас в дальний угол коридора и отодвинул грубый самодельный засов на железной двери.