Евгений Прошкин - Механика вечности

— Э нет. Ты ведь и в спину пальнешь, с тебя станется.

— Тихон, зачем? — воскликнул, чуть не плача, Петрович. — Мы же вместе! Кто тебя отправил, как не я с Фирсовым? За тобой пошли, чтобы предупредить, только и всего. А то, что у Николая с собой оружие, — так ты же его знаешь.

— Предупреждайте. Но сначала — ствол.

Куцапов положил пистолет на пол и с силой оттолкнул. Тот с сухим шорохом проехал по паркету, и рыжий прижал его подошвой.

— Тебе Михаил все объяснит, — сказал Лиманский.

Я не знал, с чего начать. Партизаны так и не удосужились посвятить меня в суть миссии Тихона. Я мог утверждать, что Тихон не прав, но взамен мне пришлось бы предложить какую-то другую правду. Где ее взять?

— Это что, ваш новый идеолог? Да, измельчало Сопротивление. Пока готовится речь, я хочу, чтобы Мама освободился от своего кухонного набора. Ножи метать будешь в бункере, а здесь все-таки казенная обстановка.

Перекатившись на спину, Мама расстегнул кожаную жилетку, внутри которой на специальных петлях покоился целый арсенал клинков. Он не торопясь вынимал их один за другим и ожесточенно кидал в дверцу шкафа, пока они не образовали законченный рисунок в виде сердца.

— У тебя есть еще.

Мама что-то презрительно пробормотал и, сняв жилетку, бросил ее на пол. Кожа упала с твердым стуком — со спины она также была оснащена многочисленными кармашками, в каждом из которых хранилось что-нибудь колющее.

— Где Кришна? — опомнился Лиманский.

— Он заблудился, — ответствовал Тихон.

— Кришна валяется в кустах, в две тысячи шестом, — возразил я. — Он тебе мешал, и ты от него избавился, но это еще можно понять. Зачем тебе понадобилось ломать целый мир?

— Э-э… Михаил, да? Так вот, Миша, твой обожаемый мир сломался сам, а то, чем я сейчас занят, — это как раз его восстановление.

— Я из другой версии. Про восстановление можешь втирать им, а я своими глазами видел, что было до того, как ты вмешался. Я жил там, тот мир был реален, устойчив и почти счастлив.

— Почти?! — Тихон внезапно вышел из себя, оружие в его руках опасно заплясало, все чаще поворачиваясь в мою сторону. — На каких же весах ты его взвесил, это «почти»?

Его ярости хватило ненадолго, и вскоре он успокоился, но лицо по-прежнему оставалось суровым.

— Сам сломался? — спросил Лиманский. — А Третья мировая, она тоже — сама?

— Тупые политики, обычные люди. — Тихон горько усмехнулся — в его усмешке не было ни грамма раскаяния. — Обычные, — повторил он и посмотрел на меня. — Почти счастливые.

— Значит, Мишка не врал? — Куцапов попытался встать, но, поскользнувшись на крови, снова распластался. — Есть и другая версия?

— Их много, но все они временные, переходные. Могу вас утешить: война с Китаем не самый поганый вариант. Я видал и похуже. Ничего, переживем. Все будет хорошо. Не сразу, конечно.

— Ты ненормальный, — простонал Петрович.

— Норма — убежище посредственности, — нагло улыбнулся Тихон. — Гений ей соответствовать не обязан.

Он подобрал машинку и пистолет, с сожалением посмотрел на испорченный шкаф и открыл дыру.

— Да, я забыл вас предупредить: мы ведь больше не встретимся.

Тихон помедлил, решая, кого прикончить первым. Его выбор пал на Куцапова — даже раненый и безоружный, тот оставался опасным. Я не отрываясь разглядывал веснушчатую физиономию. Мне хотелось запомнить ее навсегда.

Мама еле заметно шелохнулся, и Тихон, взвыв, закрутился на месте. Из его плеча торчал узкий кинжал — он пробил плоть насквозь и вышел с другой стороны. Тихон выронил трофеи, отобранные у Куцапова, но прежде, чем их поднять, перекинул свое ружье в левую руку. Снова раздался пронзительный свист, и от круглого набалдашника на «лопате» к груди Мамы протянулась тонкая огненная нить. Мама выгнулся, его ногти процарапали по паркету восемь светлых бороздок, а губы скривились в беззвучных проклятиях, но уже через секунду он замер и обмяк.

Я так и не услышал от него ни единого слова. Незаметный человек, всегда становящийся за спиной, кем он был в моей версии? Артистом-эксцентриком, инструктором спецназа, уголовным элементом? Теперь этого не узнает никто. Новый мир требовал от метателя ножей использования его таланта напрямую. Судьбу Мамы определило само время. Вернее — Тихон, взявший на себя право экспериментировать с человечеством.

Тихон нагнулся, однако на полу лежал только дырокол. Он покрутил головой в поисках пистолета, но его нигде не было. Пользуясь тем, что противник отвлекся, Куцапов вскочил, и тогда Тихон наконец увидел потерянное оружие. Ствол смотрел ему прямо в лоб.

— Ловкий ты мужик, Колян. Мне б такого помощника.

— Ты бы его грохнул, как Кришну. Брось ружьишко. Где взял? Небось в будущем позаимствовал? И отдай синхронизатор.

— Хорошо, только не волнуйся.

Тихон нетвердо отступил на два шага и вдруг, оттолкнувшись, прыгнул спиной вперед. Куцапов не раздумывая открыл огонь. Колян выстрелил семь раз подряд, укладывая пули в пунктирное копье, но войдя в дыру, оно унеслось в какие-то неведомые дали.

Тихон исчез. От него можно было ожидать очередного высокоинтеллектуального выверта, но о том, что он просто смоется, никто не подумал. Все, что от него осталось, — это несколько капель крови на чисто вымытом полу.

Куцапов склонился над Мамой.

— Пули. Сколько же их здесь? Сплошная каша! Я думал, у Тихона лазерная винтовка, а это пулемет какой-то.

Он пощупал пульс — на всякий случай. Чуда не свершилось: тело, напичканное металлом, — лишь тело, и ничего более. Николай мягко провел ладонью по лицу Мамы, словно закрывал в душе какую-то дверку. Кто знает, сколько их нам отведено, этих дверок, и что произойдет, когда будет заперта последняя?

Его ухо с оторванной мочкой продолжало кровоточить, и я принялся разыскивать аптечку. Вместе с Лиманским мы продезинфицировали рану и кое-как наложили повязку. Теперь Куцапов, угрюмый, перепачканный, забинтованный, был вылитый «лесной брат». Смуглые хозяева жизни из двадцать шестого бросились бы врассыпную от одного его вида, но по Москве девяносто восьмого такой типаж не прошел бы и ста метров.

— Как он, собака, сюда пролез? — спросил Николай. — Ведь вчера квартира была занята.

— Зато она свободна целых десять дней, начиная с завтрашнего, — заметил Петрович. — Скорее всего он специально дразнил нас на пароме, все время опережая на полчаса. Тихон хотел, чтобы мы появились здесь как можно раньше. Теперь он нас запер, и в его распоряжении полторы недели.

— Это он так думает, — уточнил я.

— Мишка! У тебя же есть свой синхронизатор! Но зачем Тихон приходил?

— Он взял то, что ему требовалось, — машинку. Только для чего ему две штуки?

Петрович схватился за голову и, взъерошив небогатую шевелюру, забегал по комнате.