Евгений Прошкин - Механика вечности

Я пошевелил головой — что-то воткнулось в горло и разбудило приступ тяжелого влажного кашля.

— Ох ты, ожил! Земляк, сигареты есть? Надо мной стоял высокий старик с впалыми щетинистыми щеками и смуглым горбатым носом.

— Поднимайся. Пойдем покурим.

— Что это у меня?

Я потрогал тонкий стержень, торчавший прямо из тела, и его движение отдалось неприятной щекоткой под ребрами.

— Зонд, — объяснил старик. — Жидкость из легких откачивали. Они всегда его оставляют, вдруг пригодится. — Он взялся за стержень темными окаменелыми пальцами и внезапно потянул на себя.

Гибкая трубка легко вышла наружу — пятнадцать или двадцать сантиметров розовой пластмассы. Я вновь закашлялся и сплюнул на пол какой-то комок.

— Пошли, — дернул меня старик. — Одному надоело.

— Не слушай его, — раздалось из дальнего угла.

Там кто-то зашевелился, и колченогая капельница звякнула полупустой склянкой.

— Это Олег, у него не все дома. Олег!

— Чего тебе?

— Отстань от него. Пусть оклемается.

— Не коллектив, а черт-те что! — сокрушенно произнес старик и поперся прочь.

— Меня зовут Женя, — представился мужчина. — Сейчас иголку вытащат, тогда подойду.

Я приподнялся на локте и оглядел помещение. Кроме того, что это была больничная палата, я ничего не узнал. Пять кроватей, три из которых пустовали, но не были застелены — пациенты по укоренившейся в русской медицине традиции где-то шлялись, — пять тумбочек с термосами, кружками и мятыми салфетками да косая капельница, нависшая над бородатым Женей. На окнах — крахмальные занавесочки, загораживающие голубое небо.

— Склифосовского?

— Ну.

— Сколько время?

— Скоро обед.

— А точнее?

— Зачем тебе? Здесь никуда не торопятся. Выдувая через ноздри остатки дыма, появился старик.

— Олег!, — позвал я. — Можно тебя?

Он с преувеличенным достоинством подошел к моей кровати, и я, притянув его за лацкан истончившегося от многих стирок халата, спросил:

— Какое сегодня число?

— Не знаю, — бесхитростно ответил Олег. — Лежи, болей, скоро все равно не выпишут.

— Ну а месяц-то? Сентябрь или нет?

— Это да, сентябрь, — закивал он, давая понять, что во времени ориентируется.

Я набрался храбрости и, поднеся губы к его волосатому уху, шепнул:

— А год, Олег? Год сейчас какой?

Старик отстранился и посмотрел на меня с укоризной.

— Молодой, а туда же — потешаться. Женька, что ли, подучил?

— Какой год, Олег? — требовательно повторил я.

— Амнезия? — равнодушно осведомился Женя. — Бывает. Или симулируешь? — Он оглянулся на дверь и, убедившись, что она закрыта, посоветовал:

— Если решил прикидываться, надо идти до конца.

Я сел на кровати и поискал ногами тапки. Голова немного кружилась — то ли от травмы, то ли просто от долгого сна. Живот был стянут тугой эластичной повязкой и привычно побаливал. Я представил себе шрам, посеченный осколками, — на пузе мог получиться вполне симпатичный узор. Фирсова разорвало пополам, это я своими глазами видел. Тихона, кажется, тоже убило, остальных — не помню. Как там появилась граната? С неба свалилась, точнее, с потолка.

Я посмотрел вверх — ничего. Тонкая трещинка на пожелтевшей побелке.

— Какой сейчас год? — снова повторил я.

— Да успокойся ты. Первый. Ну, две тысячи первый. Куда собрался? Ложись, тебе еще от наркоза отходить.

Подтверждая это, внутренности екнули, и я привалился обратно. Спешить мне действительно некуда. Передохну.

Неожиданно дверь распахнулась, и в палату вбежал ребенок. Он гулко топал пятками в полосатых шерстяных носках, ноги путались в вытянутом, потерявшем форму свитере, а на маленькой головке был по-старушечьи завязан белый платок с мелкими черными листиками.

— Мальчик, ты мальчик или девочка? — издевательски спросил Олег.

— Мальчик, — гордо ответствовал ребенок.

— А чего в косынке?

— Мамка заставляет, чтоб не простудился. У вас игрушки есть?

— Иди-к сюда, — сказал Женя, шаря по тумбочке свободной от иглы рукой. — Лепесин хочешь?

— Апельсин, — строго поправил его мальчик. — Давай, если не жалко.

— Сколько ж тебе лет, орелик?

— Три, а тебе?

— А мне сорок, — глупо ответил Женя.

— Ты уже большой, — констатировал мальчик, разглядывая подарок.

— Ты вроде тоже не маленький. Серьезный такой.

— Не, я пока малолетний.

— Скоро станешь взрослым.

— Не, не скоро, — замотал головой ребенок и, крепко держа апельсин, подбежал ко мне.

— Тот дяденька болеет, — попытался оградить меня Женя от детской назойливости.

— Да ничего, ничего, — махнул я ладонью. — У тебя здесь, наверное, мама лежит?

— Лежит.

— Скучно тебе?

— Скучно, — вздохнул мальчик.

— Дома небось игрушки, друзья?

— Нету. Дома тоже скучаю, но не так сильно. Вырасти бы… Тебе тоже сорок лет?

— Нет, тридцать.

— Тридцать и три — тридцать три, — задумчиво проговорил он. — Хороший возраст.

— Так ты считать умеешь? Молодец! А сколько будет пять плюс два?

— Ладно, пойду я. Мамке без меня плохо.

— Погоди, мальчик, — остановил его Олег. — На вот тебе бараночек. — Он высыпал в пухлые ладошки горсть сушек.

— Спасибо, дядя. — Ребенок выбежал из палаты, но в коридоре споткнулся или на кого-то налетел — было слышно, как баранки зацокали по полу.

— Что ж ты, Тишка, такой неаккуратный? — участливо проговорила невидимая женщина. — Давай собирать, а то растопчутся. Опять вы? — Обратилась она еще к кому-то. — Сейчас посмотрим.

В палату заглянула приземистая нянечка.

— Очнулся. Я за врачом схожу, ведь замучаете человека.

— Такого замучаешь! Ему теперь сто лет жить, — сказал какой-то мужчина, приближаясь к моей койке. Вторую фразу он адресовал не столько ей, сколько мне. Кроме того, незнакомец приветливо улыбнулся и даже подмигнул — он явно спешил наладить доверительные отношения.

— Бог троицу любит, — заметил он неизвестно к чему. — Здравствуйте. Я уже два раза наведывался — вы все не просыпались. Как самочувствие?

— Нормально.

— Прекрасно. Я следователь Михайлов, — представился мужчина. — Можно Петр.

— Какой следователь?

— В смысле?

— Ну, вы ведь разные бываете, следователи.

— Уголовный розыск, если вас это интересует.

Врет, собака. Четыре человека из ФСБ, включая полковника Фирсова, размазаны по стенам, а ко мне присылают простого сыскаря с Петровки.

— Только не долго, — с казенной чуткостью потребовал появившийся в комнате врач. — Им скоро обедать.

— Десять минут, — покладисто отозвался Михайлов.

За доктором вошел санитар и отсоединил Женю от опустевшей бутылки. Капельница, словно не желая расставаться с теплой рукой, пронзительно заскрипела всеми четырьмя колесиками. Женя торопливо натянул спортивный костюм и потащил Олега к выходу. Следователь благодарно кивнул. Он уже собрался озвучить первый вопрос, когда старик вдруг остановился и, шумно растерев шершавые ладони, попросил закурить. Михайлов протянул ему пачку, и Олег, пользуясь моментом, нагло предупредил: