Евгений Прошкин - Слой

«Богема, твою мать», — внутренне ухмыльнулся Костя.

Ивану Тимофеевичу было пятьдесят с небольшим — самый расцвет интеллектуальных сил. В таком возрасте человек либо спивается и тупеет, либо обнаруживает в себе спящие таланты и принимается их будить. Валуев был как раз из этих, из перспективных. По крайней мере, хотел таковым казаться.

— К вам, Иван Тимофеевич. Извините, что без договоренности, на это есть особые причины. Меня зовут Константин.

— Очень приятно, Константин, прошу. — Валуев раскрыл дверь шире и посторонился.

«Что ж вы такой доверчивый, батенька, — подумал Костя. — Ведь не на даче в Абрамцеве — в Москве. В городе криминальном и вообще достаточно мерзком».

— Чему обязан? — спросил в спину литератор. Константин подавил снисходительный смешок и, дождавшись, пока не щелкнет язычок замка, ответил:

— Мы создаем издательство, и я...

Дверь закрыта. Можно начинать.

— А! Ясно, ясно. — Валуев дружественно приобнял его за плечи и повел в кабинет.

На широком письменном столе работал принтер — видно, господин сочинитель расстарался на новый боевичок. Рядом мелькал флажками-окнами монитор. У боковой стены, напротив серой рамы из ПВХ, стоял книжный шкаф-купе, до потолка забитый разноцветными корешками.

— Вы ведь понимаете, я профессионал... — Валуев церемонно прикурил и исподлобья зыркнул на Костю. — Оцените свои возможности. Если у вас молодое издательство...

— Вы о гонорарах? Мы платим в полтора раза больше, — неизвестно к чему ляпнул он.

Продолжать разговор не имело смысла, но Константин неожиданно для себя очаровался магией творчества. Сейчас, при нем, возникал никем не читанный роман, и это рождало ощущение сопричастности.

— Соблазн велик, — заметил Валуев. — Но у меня связаны руки. Договор заключен не только на эту вещь, но и на две следующих.

— Серьезно? — не поверил Костя. — Договор на те, которые вы еще не написали?

— Что в этом особенного?

— Необычно как-то. Их еще нет, а вы уже... А если не будет вдохновения?

— Вдохновения? — Валуев озадаченно посмотрел на свою сигарету и обронил пепел. — Вы откуда? Вы кто?

И то верно. Хватит дурака валять.

Отсекая путь из кабинета. Костя шагнул вправо и подкинул в руке нож.

— Ко мне сейчас придет консультант, — скороговоркой предупредил писатель. — Он майор милиции. Но если вы немедленно уберетесь...

— Пустое, Иван Тимофеевич. Никакого майора вы не ждете.

— У меня есть связи в МВД. Вас будут искать. А денег в доме все равно нет. Так, на текущие расходы. Остальное в банке. Нет резона.

— Есть, и еще какой.

— Драгоценностей не держу. Компьютер возьмете? Он тяжелый, плюс монитор. Не дотащите. К тому же слишком приметно. — Валуев без всякой на то причины перестал нервничать и двинулся вдоль стола — к тумбе.

Константин простил ему еще десять сантиметров, но, когда рука литератора рванулась к верхнему ящику, не стерпел и, прыгнув вперед, горизонтально полоснул ножом по щегольскому халату. Валуев вскрикнул и завалился на клавиатуру — летящие флажки исчезли, и белое поле экрана исторгло нескончаемое слово из одних согласных.

Кроме степлера и веера карандашей, в ящике лежал сказочных размеров револьвер — вороненый восьмизарядный «люгер» сорок пятого калибра, который, вздумай Валуев стрелять, отдачей разбил бы ему лоб.

— О-о! — Костя заглянул в ствол, но тут же разочаровался. — Ваши крутые герои наверняка учат фраеров не держать газовое оружие. А сами что же? Ведь это правда, Иван Тимофеевич, газовик — он только от насильников. Вы боитесь насильников?

Валуев, кряхтя и капая кровью, опустился вниз. Немного посидел, раскачиваясь, и откинулся на спину.

— Забирайте. В шкафу деньги. В большой комнате. Не трогайте меня, — произнес он, еле дыша.

— Да я ведь не за этим, Иван Тимофеевич.

— Берите все. И уйдите. Вызовите «Скорую». Прошу вас.

Константин не спеша высыпал патроны и, встав на цыпочки, положил их на книжную полку. Потом педантично защелкнул барабан и убрал «люгер» обратно в стол. Пугач ему был не нужен.

— За деньги спасибо, выручили, — сказал он. — Но я вообще-то не грабитель. Мне бы справочки навести.

— Справочки? X... Х-х... — Валуев утробно кашлянул и застонал от боли. — Я же вру, сочиняю. Про все эти разборки. Если что совпало, так случайно. Советовал мне Владик — осторожней надо. Вдруг за чистую монету примут...

— Какой Владик? — насторожился Константин.

— Савельев. Тот, майор.

— А другие? Как насчет других Владиков? Допустим, Нуркин...

— Не слышал никогда. Или постойте... Нет. У меня в одном романе Норкин был. Но я его придумал! Если кого обидел...

— Обидел, Иван Тимофеевич, обидел, родной. Да что уж теперь, поздно воспитывать. Приговорили тебя. Желаешь умереть попроще — назови адрес. Будешь молчать — сдохнешь в страданиях.

— Вы же псих! — с ужасом пробормотал Валуев. Костя приподнял писателя за лацкан и, приблизив его перекошенное лицо к своему, сказал:

— Я одного гада на кишках удавил. Знаешь, сколько у него кишок было? По всей комнате валялись. Ментов небось неделю рвало. А меня — нет. У меня рвотный рефлекс отсутствует. Так что побеседуем.

Валуев округлил глаза и, замычав, сделал несколько энергичных движений ногами, но стоило Косте отпустить халат, как он рухнул на пол.

— Зачем выпустил? — горестно произнес он. — Не убивайте...

— Мне только это и говорят. Нет чтоб адресок шепнуть, избавить себя от неприятных мгновений. Ну?! Колись, Иван Тимофеевич! Ты же не каменный. Будет больнее.

Константин поставил ботинок на живот писателя и легонько, пока еще для острастки, нажал.

— А-а! А-а-а!! — замотал головой Валуев,

— Что "а"? Где найти Нуркина? Хорошо, я тебе помогу. Нуркин живет по чужим документам, — медленно, почти по слогам проговорил Костя. — Его новая фамилия... Ну? Его фамилия... Иван Тимофеевич! Пожалей себя!

— Чижов, — выдавил тот, хлюпая красной слюной.

— Дальше. — Костя перестал давить, но ботинок не убрал. — Дальше! Имя, адрес.

— Алексей. Ленинский проспект, сорок два.

— Квартира. Не тяни резину!

— Сорок... сорок два.

— Так. Ты у него был?

— Чего вы от меня хотите? — взмолился Валуев.

— Был? — рявкнул Костя.

— Да, — безвольно проронил писатель.

— Отлично. Какой у него этаж?

— Не мучьте меня...

— Этаж!

— Шестой, — не вполне уверенно ответил Валуев.

— И телефон, — потребовал Костя.

— Четыреста двадцать... — начал тот, но Константин внезапно снял с живота ногу и врезал ему под ребра.

Иван Тимофеевич уже не кричал — только схватил губами воздух и кисло, как дряхлый старик, заплакал.

— Адрес ты взял с потолка, — холодно проговорил Костя. — Четыреста двадцать — это другой район. И этаж тоже. Сорок вторая квартира на шестом этаже находиться не может. Одного не пойму: почему его все выгораживают?