Евгений Прошкин - Слой

— Почему я не перережу тебе горло? — сокрушенно пробормотал Костя.

— Потому, что я тебе нужна. Сегодня я собиралась уйти. Но решила остаться. Дядюшка погиб, да? Сюда он перекинулся из твоего слоя. Ты будешь искать с ним встречи, но без меня он тебя примет... по-другому.

— Что ты мелешь?

— Я слышала, как ты бредил.

— С Немаляевым я общаться не планирую, — отрезал Константин.

— Придется. Твоего сотника замкнуло, и ты это видишь. И я вижу. Ты пойдешь к дяде Саше. Больше тебе деваться некуда. И я пойду. Раз дядюшка ищет тетрадь Бориса, значит, движется в том же направлении, что и мы. Или желает двигаться.

— "Мы"?

— Наш опыт для него будет сто крат полезней, чем эта ахинея.

— Немаляев — враг.

— Твой враг — это режим, построенный Нуркиным. А дядюшка... он не такой.

— Понятно. Ты с ним поссорилась и, чтобы реабилитироваться, хочешь вернуться с трофеем. Тетрадки Бориса тебе показалось маловато, и ты решила перетащить меня.

— Дурак, — грустно сказала Людмила. — В этом слое он убил моего отца. Давно, я была еще ребенком. Поэтому я и уговорила Настю остаться с вами. Но теперь... Ты знаешь, что происходит вокруг. Неделя-две, и все рухнет. Выйди на улицу и посмотри на людей. Они сошли с ума.

— А Немаляев — спаситель. Да?

— Назови другого, я буду рада.

Она легко, без помощи рук поднялась и открыла форточку. Костя невольно залюбовался ее фигурой и почему-то вспомнил себя в больнице. Вспомнил одиночество и безысходность. Здесь Людмила тоже была одна — с Настей из так называемого дружественного клана и чужим дядей Сашей. То, что она говорила, имело смысл, но Константина по-прежнему что-то смущало.

— У меня была тысяча возможностей вас прикончить. Всех. И сейчас тоже. — Она задрала блузку и продемонстрировала дамский пистолет, приклеенный скотчем прямо к телу.

«Она ведь и вправду могла меня убить, — подумал Константин. — И не сделала этого. А я мог бы рассказать сотнику о том, чья она племянница. И промолчал. Видимо, по той же причине».

— Когда ты с ним свяжешься?

— Я пытаюсь. Но вор в законе — не химчистка, в телефонном справочнике его номера нет.

— Он есть у Петра.

— Знаю. Но надо подождать.

— Чего? У моря погоды?

— Не сегодня, — выразительно проговорила Людмила.

— У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.

Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение, что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав — уже предал. Внутри. Не Петра и не сотню — саму идею. За которую он, собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.

— Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли дело север — чистота, простор! — Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и наполнил янтарной жидкостью бокал для лимонада. — И пьете вы как французики. Скурвились совсем.

Он поднес бокал ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.

— Устроился нормально? — спросил Нуркин.

— Нормально, — отмахнулся тот. — Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!

— Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.

— А-а! Ничего, — скривился Кокошин. — Полковник. Командир БРП, женат. Вот с женой мне не очень...

— "Бээрпэ" — это что? — перебил его Нуркин.

— Береговой ракетный полк.

— Ракеты, э-э...

— Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядерную голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно не улетит.

— Жаль, — признался Нуркин.

— И не говори.

Кокошин наполнил второй бокал и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и поражался, куда все делось? Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей неотесанностью, сознательно выставлял ее напоказ.

«А на хрена ты мне нужен, дорогой», — глядя на него, подумал Нуркин. И сам себя огорчил: нужен. Времени оставалось всего ничего. По его прикидкам, через пару недель в крупных городах должны были подняться волнения. Всего же нынешней власти он отмерил два месяца. Это был предел. Осенью страна превратится в огромный сумасшедший дом, а у него еще не сформировано теневое правительство. Кроме себя, богоподобного, народу показать некого.

— Министром обороны потянешь, — утвердительно спросил Нуркин.

— Влад, мне бы старую должность. Армии я в этом мире нахлебался во. — Кокошин провел пальцем по краю стакана. — Мне бы попроще что-нибудь. Я ведь помню, как ты Ефимова по ночам будил, через день в Кремль таскал. Мне такого счастья... — Кокошин сложил губы куриной гузкой и издал характерный звук.

— Как же ты со своей инертностью до полковника дослужился?

— А человек я хороший, — скромно потупился собеседник.

Это Нуркин знал. Кокошин был предан, как пес, а такое качество ценилось везде. Ему можно было довериться и потом не жалеть об этом. На него можно было опереться — всегда. Некоторые принимали это за настоящую дружбу. Нуркин давно понял, что такая черта характера — всего лишь неумение жить без хозяина.

— С культуркой у меня здесь, конечно, небогато, — посетовал Кокошин. — Представляешь, дочка спрашивает: «На дне» — это про что? А я — убей, не помню! Сказал, про подводников. Когда чувствуешь себя дубиной, остается только шутить.

— Ты, наверное, слывешь большим остряком.

— А? Давай-давай, подкалывай. Меня не щиплет. Я-то знаю, что к чему. Я этого полковника ношу как китель. Снять, правда, не удается.

— Других военных у меня нет, — резко произнес Нуркин. — Сашок с армией справится, но у него и без этого дел полно.

— Есть кандидатура, — сказал Кокошин. — Человек с размахом. И с интересными идеями.

— Откуда?

— Он местный. Генерал-лейтенант, служит в штабе округа.

— Я понимаю, у тебя здесь новая биография, новые приятели, охота-рыбалка, но...

— У него и к стратегическому оружию доступ есть, — невозмутимо произнес Кокошин. — То, на что ты облизывался. Сорок восемь шахт. По графику на боевое дежурство они заступают в сентябре.

— Поясни.

Кокошин сладостно вздохнул и откупорил следующую бутылку.

— Поясняю. Если вы с ним договоритесь — а вы договоритесь, за этим я и прилетел, — то в сентябре мы получим полсотни ракет с веселой начинкой. Перенацелить и произвести пуск нам никто не даст, это все из центра делается. Но нам ведь достаточно угрозы пуска, а это организовать легко. Система создавалась в начале семидесятых, с тех пор ее только поправляли — на полную замену денег не было. Представляешь, насколько она устарела!

— Погоди. Один генерал-лейтенант?..