Евгений Прошкин - Слой

Друзьями он и эти ребята не стали. Немаляев и малыши — какая между ними может быть дружба? Они не стали даже попутчиками, поскольку собственного пути малыши не имели. Это был симбиоз поколений, временное перемирие между старым волком и молодыми волкодавами, и никто не хотел заглядывать вперед — там не было ничего, кроме большой грызни.

В дверь позвонили. В студии постоянно дежурило три-четыре человека, и ключи, по обоюдной договоренности, на улицу не выносились. На деле это означало, что дубликат есть у каждого, но никто им не пользуется. И Немаляев, и пятеро малышей осознавали, что их альянс держится исключительно на доверии.

— Сан Саньл, это они! — крикнул из прихожей Кирилл.

Главный Малыш, так его про себя окрестил Немаляев. В глаза он его не называл никак, в этом не было необходимости. Просто «ты». Иногда — «братец шпион». Тот самый братец, что свернул шею Маэстро. А двумя минутами раньше придушил некую женщину. Зная, что она его мать — и в этом слое, и, естественно, в любом другом. Похоже, малышей с детства оторвали от семьи, и их отношение к родным было не слишком трепетным.

Кириллу было семнадцать, ровно на столько он и выглядел. Он носил длинную косую челку, все время спадавшую на левый глаз, и узкие темные очки, делавшие лицо худым и хищным. На верхней губе у него была большая родинка, от которой, по мнению Немаляева, стоило бы избавиться.

— Это они, Сан Саныч. К заварухе у Никитских ворот причастны люди сотника. Самого его там не было, но бабы те же. И еще несколько человек. С кем стрелялись, неизвестно, это вам у ментов справиться надо. Думаю, их пасли.

— Кто их мог пасти, если не мы? — возмутился Немаляев.

— Москва большая.

— Шуму много было?

— Сейчас везде шум. На окраинах магазины громить начинают.

Немаляев махнул рукой и перешел во вторую комнату, оборудованную под лабораторию.

— Как дела, братец?

— Я закончил. — Малыш за компьютером повернулся и двинул к нему стопку кассет. — Здесь все чисто.

— Да? Порадовал.

— А здесь не очень, — сказал малыш, кладя на стол еще две коробочки. — Вот на этой обычная склейка. В смысле монтаж. Изъято, как минимум, три куска, последний — довольно продолжительный. По косвенным признакам, минут на десять. А на этой, Сан Саныч, вообще беда. Полностью сфальсифицирована.

— Не понял, повтори.

— А чего повторять? Этого разговора не было. Вернее, он был, но специально на микрофон. Имеется в виду, что беседа проходила в ресторане, на самом деле — в парке или в лесу. То есть два человека сели на пенек и набрехали сорок пять минут всякой ерунды. А рядом играла запись из настоящего кабака. Только кабак писали поздно вечером, а встреча была около полудня, это из разговора следует. Короче, топорней некуда.

— Ну-ка! — Немаляев выхватил кассету и прочитал пометку: «Горшков». — Это он с владельцем девятого канала. Так, и что?.. Я ее слушал, там ничего нет.

— Сан Саныч, на кассете не дезинформация, — догадался Кирилл. — Псевдоинформация. Попытка скрыть подлинный разговор, произошедший в ресторане. Вывод: объект не в курсе, что мы им занимаемся, иначе подсунул бы он что-нибудь более достоверное. И еще: Горшков, участник радиоспектакля, с ним заодно.

— Выводы у них... — буркнул Немаляев. — Какая мне теперь разница, в курсе он или не в курсе? Мне это, братцы шпионы, теперь до лампочки.

Немаляев подозревал, что знает о своем соратнике не все, но он не думал, что Нуркин зашел так далеко.

Владя-Владя... Забыл, кто тебя кормит? Кто помог тебе построить партию, свел с нужными людьми, наполнил счет? А кто решал твои бесконечные проблемы? А Мурманск? Зачем тебе ракеты? «Аврора», да? Ты что, снова решил побаловаться с мятежом?

Немаляев мог закрыть глаза и на мелкие секреты, и на манипуляции с партийной кассой, но здесь пахло совсем иным — безопасностью страны. Их общей безопасностью — партии, братвы, Ополчения, ментов, фраеров, малышей... Всех.

И Нуркин еще имел наглость разглагольствовать о каких-то ошибках! Оставить сотника в живых — ошибка? Ну, может быть, и так. Только ошибки Влада были куда круче. А самое печальное, что он, кажется, не сделал никаких выводов...

— Не делите людей на друзей и врагов, тогда вам не придется разочаровываться, — сказал Кирилл. — Мы все организуем.

— Да, его время пришло, — согласился Немаляев. — Вам что-нибудь нужно?

— Как всегда. Сан Саныч. Деньги и ваше доброе слово.

— Деньги сейчас, доброе слово — после акции.

— Мы называем это мероприятием.

Немаляев тяжело вздохнул.

— Вот и прими их, свои меры. У тебя хорошо получается.

«Теперь уж точно не получится, — раздраженно подумал Петр. — Если с Людмилой не сложилось там, у Бориса, то здесь и говорить нечего. Бардак, грязища, раздолбай всякие под ногами вертятся... Никаких условий. Другую можно было бы отвезти в гостиницу, но эта не поедет. Не таковских кровей».

Хлопнула входная дверь — раздолбай, легки на помине, вернулись с продуктами. Лучше было бы сказать — с закуской, поскольку основное место в сумках занимала водка. Ренату, как непьющему, его подчиненные принесли кулек конопли — нехилый газетный фунтик, в которые бабульки расфасовывают семечки.

— Не много тебе? — хмуро спросил Петр.

— Так я ж не один, — осклабился Ренат. — На толпу раскумарим, может, и на завтра чего останется. А не останется — еще стакан возьмем. У нас с цыганами договор, мы у них вроде на абонементе.

— Оптовые скидки?

— Мы за шмаль не платим, мы ее так берем. А они зато живут без забот и своими делами занимаются. Взаимовыгодное сотрудничество.

— Сотрудничество... — протянул Петр, нервно раскачиваясь на носках. — Растешь, Ренатик. Кого еще под крышу принял? Сутенеры, кидалы?.. С блатными перетер? Ментов в районе всех купил?

— Что ж мне теперь... — буркнул Зайнуллин. — Кормиться мне на что? Хрусты от твоего кармана? Западло мне, да и кончатся они у тебя скоро. Вот и задумаешься — то ли грузчиком наниматься, то ли на большую дорогу.

Костя в эти разговоры не вмешивался — знал, что бесполезно. К тому же они сами жили на деньги, накопленные убитым Борисом. С точки зрения Уголовного кодекса Костя и Петр были Ничем не лучше отморозков Рената.

На кухню вошла Настя. Одета она была по-домашнему: шлепанцы, рваные джинсы и тонкая футболка, под которой, бугря ткань, болтались большие твердые соски. Посягательств на честь и достоинство Настя не боялась. В первую же ночь с бандой Зайнуллина она выстрелила одному бойцу между ног — пуля в темноте прошла ниже, но вопрос о свободной любви был решен раз и навсегда.

— Мужики, вы охренели, — сказала Настя, открыв сумки.

— Ребята справятся, — заверил Ренат. — Нам сегодня кое-что отметить надо...