Евгений Прошкин - Загон

О том, что на конвертере его называли профессором, Никита Николаевич знал. К прозвищу он относился спокойно: во-первых, он на самом деле был профессором - когда-то, в прошлой жизни, а во-вторых, за годы преподавания в Московском университете он так привык к студенческим кличкам, что считал их нормой. Правда, в университете его звали "академиком", ну так на то оно и понижение. Не околачиваться же "академику" у корыта с фекалиями. "Профессору" еще куда ни шло...

Приподняв толстый лист фанеры, Никита Николаевич извлек из-под него терминал и забросил весь хлам обратно в шкаф. Бережно устроив чемоданчик на кровати, он утопил маленькую панель замка.

Пару лет назад этому терминалу завидовал весь университет. То, чем обладал Никита Николаевич, сравнивали с ласточкой. Два года назад его терминал легко вскрыл бы любую систему, от банковской до полицейской. Ласточка могла озолотить и разорить, сделать человека счастливым и сломать ему жизнь, а потом уничтожить все следы - еще до того, как сторожевая программа обнаружит вторжение. Но то - раньше.

Однако постаревшая ласточка и теперь кое на что годилась.

Никита Николаевич аккуратно размотал шнур и, выдернув из стенного разъема штекер монитора, подключил терминал к Сети. Затем легонько провел пальцем по откидному экрану - тот засветился и показал лицо диктора. По первой государственной программе шли новости. Профессор посмотрел на часы - половина двенадцатого. Скоро можно будет начинать.

Обещания наставника увеличить ИС - это, конечно, полная чушь. Андрей зря надеется. Прибора, повышающего интеллект-статус, не существует. Белкин славный малый, но безнадежно тупой, и в жизни ему ничего не светит. И его наставник, вернее, человек, изображающий наставника, скоро это поймет.

Их - псевдонаставника и того, кто за ним стоит, - ожидает разочарование. Сейчас они убедятся, что Андрей - это ложный след. Он настоящий чер, стопроцентный мусор, генетический брак. Природа не то чтобы уж очень сильно на нем отдохнула, но и не перетрудилась. Не самые политкорректные студенты называли таких людей "дважды два": две руки, две ноги, а остальное ни к чему. И все же в Белкине что-то нашли.

Никита Николаевич скривил губы и по-стариковски сам себе хмыкнул. Посмотрим, посмотрим...

Наставник сказал Андрею, что придет в двенадцать. Он, естественно, не опоздает. Белкин, бедолага, размечтается, планов настроит... Жалко дурачка. Ну, добавят несколько баллов - мол, сеанс подействовал. Какой у него ИС? Восемьдесят, примерно. Будет восемьдесят пять. Что изменится? Ничего. Тот же бак, те же вентили - в лучшем случае. А в худшем?..

Профессор покачал головой и, придвинув кресло ближе к стене, снова тронул экран - новости кончились, пошла реклама.

...Нет, худшего случая у Белкина быть не должно. Андрей, безусловно, обычный чер. Зауряднейший. Такие, как он, сюрпризов не преподносят. Его ведь еще на первом контроле опустили. Контроль-два - другое дело, но контроль-один проходит, как правило, честно.

У пятилетнего ребенка устанавливают тип личности и уровень интеллекта. Некоторые, с выраженными способностями, направляются в специализированные школы. Этим детям уже повезло: государство даст им превосходное образование и будет полностью обеспечивать до двадцати лет - при условии, что они не решат сменить профессию.

Еще одна часть, также немногочисленная, аналогично вундеркиндам поступает в особые школы, правда, совсем иные. Они получают минимальный объем знаний, ровно столько, сколько необходимо для примитивного быта: чтение, письмо и арифметика. Юридически они обычные дети, фактически - уже черы. Каждый из них имеет либо скверную наследственность, либо неустранимые пороки в развитии. Чаще бывает все вместе: потомственные алкоголики рожают таких же потомственных алкоголиков и навязывают им извращенные поведенческие нормы.

Остальные, пройдя контроль-один, надолго забывают о мягком обруче, который им надевали на лоб.

Надолго - до двенадцати лет, пока тестирование не повторяется. К этому возрасту окончательно формируется мотивационная база, иначе говоря - личность. Цель у контроля-два та же: определить склонности и рассортировать. Подросткам достается либо направление в профессионально ориентированные лицеи, либо сразу - лимитная карта и бесплатная квартира на окраине. Таких при втором контроле оказывается около десяти процентов. Это не полные кретины, хотя от последних их порой отличает лишь более качественное образование.

Третье тестирование, или контроль-три, происходит в двадцать лет, перед выдачей гражданских документов. Человек подвергается всестороннему обследованию и получает свой ИС - интеллект-статус. Присвоение ИС дает право на работу, и большинство граждан это право немедленно используют, устраиваясь служащими или руководителями низшего звена. Единицы продолжают образование и впоследствии становятся учеными, юристами, а то и политиками - словом, кем-то становятся, если их интеллект-статус соответствует требованиям профессионального ценза.

С двадцати лет гражданин обязан подтверждать свой ИС ежемесячно. Эта процедура гораздо проще: достаточно подойти к любому тест-автомату и заглянуть в сканер. Автомат считывает информацию с сетчатки и выплевывает новую карту, действительную в течение тридцати двух суток. На карте проставлен персональный гражданский номер, интеллект-статус в баллах и совершенно ненужные литеры "СР". Или "СЧР", если статус оказывается ниже ста пятидесяти.

Вот так же было и с Никитой Николаевичем. Подошел к автомату, чтобы исполнить обычную формальность, и вдруг получил карту чера. В ней стояло сто сорок баллов и его собственный гражданский номер перед ненужной буквой "Р" появилась еще и "Ч".

Профессор - тогда еще "академик" - разумеется, затребовал повторный тест. И получил то же самое. И в придачу - вторую карту, пошире, похожую на обычную кредитку. Только это была не кредитка, а лимитная карта, на которую каждый месяц и каждый квартал поступает социальное пособие. Со времени окончания университета государство впервые что-то предлагало Никите Николаевичу бесплатно. Но это его совсем не радовало. Впрочем, и не огорчало - тогда, два года назад.

Он долго не мог избавиться от мысли, что его разыграли, - умело и весьма жестоко. Грешил и на коллег-преподавателей, и на студентов. Долго - это потому, что попал в пробку на старой развязке. Долго - пока не пришел к себе на кафедру. Там - опять же, формальность! - нужно было предъявить карту.

Он предъявил. И с ним даже не стали разговаривать.

У Никиты Николаевича ничего не отняли, но в центре с картой чера он мог устроиться лишь консьержем или дворником. Работай он хоть круглые сутки, зарплаты не хватило бы и на половину текущих расходов. Он предпочел не работать вообще.