Мила Светлова - Лаборатория

Лиэй оказался плодовитым малым: он отметился на всех более-менее посещаемых сайтах. С большой долей вероятности свои самые ранние пробы пера он подписывал настоящим именем, поэтому я отсортировал список, выданный программой, по времени создания текста и обомлел от удивления: в начале списка располагалась дипломная работа Сола Нортона, заверенная лично мною.

Сол Нортон был самым талантливым моим учеником, и, откровенно могу признать, что он далеко обогнал своего учителя. Поэтому к его словам о зашифрованных данных следует отнестись со всей серьезностью, даже если они напечатаны в этой непрезентабельной газетке. Видимо поэтому она не возымела нужного резонанса. Действительно, как-то трудно себе представить, что власть предержащие узнают новости о своей стране из желтой прессы.

У списка, найденного компьютером, была еще одна странная особенность. Статья о Второй Библиотеке была последней, подписанной Лиэем, все последующие тексты были написаны под псевдонимом Прометей и появились в сети сравнительно недавно.

Прометей!!! Мой Бог!!! Так называет себя убийца, терроризирующий остров уже более полугода.

Самые свежие статьи, найденные программой-анализатором, были воззваниями к правительству и народу вперемежку с угрозами еще больших разрушений и человеческих жертв. Итак, невероятно, но факт, Сол Нортон, мой бывший ученик, гениальный ученый, и безжалостный, неуловимый террорист по прозвищу Прометей — это одно и тоже лицо.

Мэй и Сол были одноклассниками, и я до сих пор уверен, что он стал причиной ее сильнейших душевный переживаний, сказавшихся впоследствии на всей ее дальнейшей жизни. На самом деле, проблемы начались еще раньше, когда в программу школы был введен визуально-интерактивный тренинг, выявивший у моей дочери те самые способности, ради которых и был затеян тот давнишний эксперимент, где я и Шейла оказались в роли лабораторных крыс. Эксперимент продолжился спустя 10 лет, и каждая ви-игра была очередным тестом, итоги которого тщательно записывались и анализировались. Страсти вокруг этих игр искусственно накалялись, желая, чтобы ученики выкладывались на тренировках на все сто. Но для самой Мэй все эти опыты окончились плачевно — она стала объектом преследований и издевательств детей, которые сходили с ума от зависти к ее талантам. Я не раз утешал ее, когда она, обычно сдержанный и спокойный ребёнок, рыдала от горькой обиды и беззащитности. Мои утешения мало помогали, и я видел, как моя девочка невыразимо страдает от жестокости и несправедливости своих сверстников. После этого она стала сторониться людей, единственных в мире созданий, которые способны ни за что причинять такую боль Она тщательно избегала любого общества, и единственными ее друзьями были книги, против которых так восставала Шейла.

Кстати, про книги. Так сказать небольшое лирическое отступление. Мэй постоянно приставала ко мне с расспросами, откуда у меня взялась эта уникальная коллекция печатных книг, и я всегда уходил от прямого ответа. Иначе мне бы пришлось рассказать, что наша ненормальная семейка — всего лишь результат какого-то дикого научного опыта. Эти книги передали мне авторы эксперимента, с наказом привить к ним любовь моей дочери. Пожелание ученых выполнилось без особого труда: Мэй, да и я тоже, не могли оторваться от этих маленьких раритетов. Другой настоятельной просьбой экспериментаторов была игра в загадки по мотивам этих книг, в которую мы с дочкой должны были постоянно играть. Один из участников игры сочиняет загадку в форме хокку, а второй должен ее разгадать. И опять, эта игра доставляла нам обоим много интересных часов, проведенных вместе…

Забавно, однако, что все мои последующие приключения тесно связаны с этим нашим невинным занятием…

Но вернемся к основному повествованию. А потом с Мэй что-то произошло. Используя любой предлог, она старалась проводить теперь время дома, а не в школе. Она потеряла аппетит, не хотела со мной разговаривать, ее сильнее стали мучить кошмары. Часто я заставал ее плачущей или просто сидящей в кресле с отсутствующим взглядом. Обеспокоенный, я решил с кем-нибудь посоветоваться.

Школьная Социальная Служба отпадала: в прошлом они не стукнули и пальцем о палец, чтобы помочь моей дочке в беде. И тогда я обратился к одному своему знакомому — психологу.

— Значит, говоришь, девочка не ест, не пьет, рыдает невпопад и часто вздыхает, — насмешливо уточнил психолог. — И ей 15 лет? Ну что же, на лицо все признаки первой девичьей влюбленности. Смотри, скоро станешь дедушкой. Ну-ну, не пугайся, я пошутил.

— Мне не до шуток, — буркнул я.

— Ты упоминал кошмары, — посерьёзнел мой собеседник: — Как они проявляются?

— Она постоянно повторяет одно и тоже во сне: «я не виновата», «я ничего не видела» и «не убивай меня».

— «Не убивай меня», — присвистнул психолог: — Это как-то не вписывается в картину первой девичьей влюбленности. Они скоро сведут с ума нашу молодежь этими ви-играми. Мой сын уже давно бредит ими. Может, и твоя дочь того на этой почве? Я слышал, что она чемпионка в виртуальном виде спорта.

— Она всегда уверяла меня, что для нее это только детская игра, не более. Тут что‑то другое.

— Что-то другое, — задумчиво повторил специалист по сердечным делам подростков. — Скорее всего, что‑то произошло. Какое‑то сильное потрясение. Кстати, ходят слухи о невероятном происшествии в школе. Вроде, один школьник умер, и вокруг этого дела стараются не разводить лишнюю шумиху. Попробуй покопать в этом направлении.

Я попробовал и нарушил закон, взломав школьную базу данных, откуда с ужасом узнал о смерти мальчика в результате драки в школе. В непреднамеренном убийстве был обвинен Сол, будущий Титан-Освободитель. Именно в ту субботу, впервые за все время, Мэй осталась ночевать в школе, и, скорее всего, она была свидетелем этого происшествия, что для такого чувствительного ребенка, должно быть страшным ударом. Я осторожно спросил ее об этом, вызвав тем самым продолжительный приступ истерики, во время которой она заявила, что если я еще раз суну нос не в своё дело, то я её больше не увижу. Я зарекся при ней упоминать Сола Нортона. Постепенно к Мэй вернулся аппетит, ровное настроение и относительно спокойный сон, но в ее глазах навсегда поселилась тоска. Она еще больше стала избегать людей и еще сильнее старалась быть незаметной. Человек блестящего ума, она так и не сделала карьеру, являясь чем‑то вроде девочки на побегушках для более удачливых коллег. У нее не было друзей, не было своей семьи. Она не жила — существовала.

Не знаю зачем, скорее всего из‑за неожиданной ассоциации с Мэй, я решил выяснить всю подноготную Сола-Лиэя-Прометея и заодно поискать следы Второй Библиотеки. На эти поистине титанические задачи я потратил две недели личного и, каюсь, рабочего времени, но результаты превзошли все мои самые смелые ожидания. Первое, что я обнаружил, это то, что Сол был весьма популярной личностью среди нашей молодежи. До своего таинственного исчезновения 4 года назад он создал нечто вроде философского учения, которое с каждым днем находило все больше и больше поклонников.