Альфред Бестер - Тигр. Тигр!

Рич наконец-то стал невидим. У него было полчаса на то, чтобы проникнуть внутрь дома, разыскать де Куртнэ, убить его и после этого опять присоединиться к играющим. Обязанностью Тэйта было устроить так, чтобы секретари Марии не оказались у него на дороге. Рич мог чувствовать себя свободно. Единственное, что ему угрожало, это молодой Червил. Тут уж ничего поделать было нельзя.

Он пересек главный зал и у Западной арки наткнулся на чьи-то тела. Выйдя из арки, Рич оказался в маленьком концертном зале, и чьи-то руки хватали его, как щупальца осьминога, пытаясь повалить. Затем он преодолел семнадцать ступенек, семнадцать бесконечных ступенек, и стал пробираться по узкому крытому переходу, обитому велюром изнутри. Вдруг его схватили, на нем повисла какая-то женщина.

— Сардиночка, привет! — прошептала она ему на ухо.

Потом женщина разобрала, что он одет.

— Брр! — фыркнула она.

Ее рука наткнулась на револьвер, лежавший у него в грудном кармане.

— Что это у тебя?

Он оттолкнул ее руку.

— Не теряйся, сардинка, — захихикала женщина. — Вылезай из баночки.

Наконец он от нее избавился, забрел в тупик и расшиб нос, наткнувшись на стену. Выбравшись из перехода, он двинулся направо, открыл дверь и очутился в сводчатой галерее более пятидесяти футов длиной. Здесь тоже были погашены лампы, но подсвечиваемые ультрафиолетовыми прожекторами картины наполняли галерею призрачным светом. В галерее было пусто.

Между мертвенно-синей Лукрецией и ордой сабинянок блестела бронзовая дверца. Остановившись перед ней, Рич достал из заднего кармана слепящую капсулу. Его руки так тряслись, что он еле смог удержать между большим и указательным пальцами крохотный медный кубик. Ненависть и гнев кипели в нем; он воображал себе корчащегося в смертельной муке де Куртнэ и вновь и вновь упивался этим зрелищем.

— Господи! — воскликнул он. — Если не я, так он. Это ведь он схватил меня за горло. Я только защищаюсь.

Он троекратно вознес мольбы к небу, трижды повторяя каждую:

— Господи, не оставь! Ныне, присно и во веки веков. Не оставь! Не оставь! Не оставь!

Дрожь унялась. Он крепко зажал в пальцах капсулу, потом распахнул бронзовую дверь, и перед ним открылось девять ступенек, ведущих к прихожей брачных покоев. Рич щелкнул по медному кубику ногтем большого пальца с такой энергией, будто намеревался запулить его на луну. В тот миг, когда капсула влетела в прихожую, Рич зажмурился. Полыхнуло холодным пурпурным огнем. Словно тигр, Рич бросился вверх по ступенькам к прихожей. Двое из охраны, обслуживающей особняк «Бомон», словно окаменели на скамейке. Их челюсти отвисли, глаза не видели ничего, сознание отключилось.

Если кто-нибудь войдет, пока он здесь, и обнаружит охранников в таком состоянии, Разрушение неминуемо. Если охранники очнутся, пока он здесь, Разрушение неминуемо. Чем бы ни кончилась игра, ставка — Разрушение. Оставив за порогом последние крохи благоразумия, Рич толкнул дверь и вошел в брачные покои.

Рич оказался в сферической комнате, напоминавшей сердцевину исполинской орхидеи: золотистая чашечка пола, изогнутые лепестки стен. Все в комнате: стулья, столики, кушетки — тоже было золотое или под цвет лепестков. Но комната была старая, лепестки выцвели и облупились, между стертыми золотыми плитками виднелись щели. На одной из кушеток лежал старик, высохший и хилый, как увядший сорняк. Этот вытянувшийся, будто труп, старик был де Куртнэ.

Рич в гневе хлопнул дверью.

— Неужели сам подох, мерзавец? — вскрикнул он. — Быть этого не может.

Старик привстал, внимательно в него вгляделся, вдруг заулыбался и с усилием поднялся с кушетки.

— Ага, еще живой, — обрадовался Рич.

Де Куртнэ, продолжая улыбаться, шагнул к Ричу, простирая к нему руки, как библейский старец, встречающий блудного сына. Опешивший Рич проворчал:

— Вы что, глухой?

Старик отрицательно покачал головой.

— Вы говорите по-английски! — крикнул Рич. — Вы слышите мои слова? Что вы дурачитесь? Я — Рич. Рич из «Монарха».

Де Куртнэ кивнул, все еще улыбаясь. Его губы беззвучно шевелились. На глазах неожиданно заблестели слезы.

— Что с вами, черт возьми, творится? Я — Бен Рич. Бен Рич! Вы меня знаете? Отвечайте же.

Де Куртнэ снова помотал готовой и указал на свое горло. Он опять зашевелил губами. Послышался какой-то хрип, и тихо-тихо, будто сыплется песок, зашелестели слова:

— Бен… Милый Бен… Так долго ждал… А теперь… Не могу говорить. Горло… Не могу говорить.

Де Куртнэ снова потянулся, чтобы обнять его.

— Фу, черт! Отцепитесь от меня, идиот вы безмозглый!

Рич надвинулся на него, ощетинившись, как хищник; убийство бурлило в его крови.

Де Куртнэ с трудом выговорил:

— Милый Бен…

— Вы знаете, зачем я здесь. Чего же вы мне голову морочите? Хотите обольстить меня? — Рич рассмеялся. — Ловкач. Неужели вы подумали, что я размякну от вашего маразматического хлюпанья?

Он размахнулся и влепил де Куртнэ пощечину. Старик отлетел от удара назад и свалился в красное, как рана, кресло — лепесток багровой орхидеи.

— Послушай, ты! — Рич подошел к де Куртнэ вплотную и, нагнувшись над ним, стал бессвязно кричать: — Я жду расплаты много лет. Я хочу получить чистоганом, а ты подсовываешь мне Иудин поцелуй. А может быть, убийцам тоже подставляют другую щеку? Если да, то обнимемся, брат душегуб. Облобызаем смерть. Возлюбим ее. Да пребудет на нас благочестие, и позор, и кровь, и… Нет. Постой. Я…

Он замолк и по-бычьи затряс головой; исступление давило его, как тугой недоуздок сдавливает шею быка.

— Бен, — в ужасе прошептал де Куртнэ, — послушай, Бен…

— Десять лет ты держишь меня за горло. Мы друг другу не мешали, ты и я, «Монарх» и де Куртнэ. Нам не было тесно ни во времени, ни в пространстве, но тебе хотелось моей крови. Хотелось слопать меня. Угробить. Хотелось все прибрать к своим поганым загребущим лапам. Человек Без Лица!

Де Куртнэ недоуменно покачал головой.

— Нет, Бен, нет…

— Какой я тебе Бен? Тоже мне друг-приятель нашелся! На той неделе я предоставил тебе последний шанс с достоинством выбраться из этой грязи. Я, Бен Рич. Я просил о согласии. Я умолял тебя покончить дело миром, стать моим компаньоном. Умолял, как перепуганная истеричка. Отец, будь он жив, в лицо бы мне плюнул. Да и не только он. У нас в роду такого срама еще не было. И все же я просил тебя о мире. Так? Так или нет? — в бешенстве допытывался он у де Куртнэ. — Отвечай!

Побелевший от страха де Куртнэ ошеломленно глядел на него. Наконец он прошептал:

— Да. Ты просил, я согласился.

— Что ты сделал?

— Согласился. Я ждал этого столько лет. Конечно, согласился.

— Ах, ты согласился!

Де Куртнэ кивнул головой. Его губы беззвучно выговорили буквы: WWHG.