Алла Марковская - Волны. Сэнп

— Правильней было бы забирать Айрэ, тебя, и бежать, но ворота закрыты…

Конь как будто понимал, толкнул головой в плечо хозяина: «Мол, бежим, если нужно, бегать я умею».

Мальчик паж вбежал в конюшню. Выкрикнул с порога:

— Тоун приказал! Немедленно!!! В большой зал!!! — последнее громкое предложение мальчик паж кричал, уже выбегая из конюшни. Топот отдалялся.

Гэл открыл денник Огонька, обнял большую рыжую голову.

— Ну вот, — говорил калтокиец коню, — снова как всегда — я устал… — Огонек, удивленный неожиданной лаской, вырвал голову из рук хозяина и для порядка укусил его за запястье, а потом уткнулся теплым носом в шею. Гэл погладил мягкий нос, закрыл денник и накинул плащ.

В коридоре под потушенным факелом Кэрфи схватил Гэла за ворот рубахи и, толкнув в стену, приподнял… Дурной силы в этом бессмертном было много.

— Ты что творишь, оборотень? — прошипел Кэрфи.

Калтокиец сбил руки халкейца с себя…

— Где бы ты не появился, кругом беда, — продолжал Кэрфи, — ребенок пропал, Тиннэ утром тебя видела, когда ты вернулся… Айрэ там, в зале, рядом с креслом тоуна! Ты понимаешь, зачем он там?!

Гэл знал, что Айрэ в зале — заложник.

— Зачем тебе дети? — спрашивал халкеец.

Как сквозь сон доносился голос Кэрфи. Гэл понял, о чем спрашивал его бессмертный, удивился:

— Ты дурак? — Кэрфи побледнел. От возмущения поток слов иссяк. — Вот и молчи, если ума не хватает… — с горькой усмешкой сказал Гэл и, открыв большую дверь, вошел в зал.

Знакомая полубезумная бабка с клюкой. Сидя на полу, рыдает женщина. Бледный мужчина, в скорбной ярости. И еще с десяток злых мужиков да воинственных теток. Здесь же слуги замка, конюхи, кухарка и бледная Тиннэ. На возвышении кресло, в кресле грозный тоун. Вокруг него полтора десятка наемников. У ног тоуна, на подушке Айрэ… возле мальчика Лэннэг с ножом. Все грозные да мрачные, только пес Тиррона поднял голову и вильнул хвостом.

Гэл стоял в дверях, смотрел только на тоуна. Люди вокруг молчали, даже потерявшая ребенка несчастная мать замолчала и с ненавистью прожигала взглядом пришедшего.

Айрэ удивленно посмотрел на отца, улыбнулся, отбросил маленькую игрушку: деревянную лошадку на колесиках, вскочил с радостным криком:

— Папа! — но Лэннэг удержал его. Айрэ начал кричать и вырываться из рук воина.

Услышав детский крик, совершенно обезумев, несчастная мать похищенного ребенка вскочила и бросилась на Гэла. Лицо перекошенное, пальцы согнуты, как когти хищника. Два стражника успели остановить ее, но отец ребенка и другие крестьяне тут же подались вперед, воины Тиррона выстроились между ними и обвиняемым. Женщина истошно кричала:

— Г-г-где м-м-мой ребено-о-о-ок???!!!

Державший крестьянку воин с ненавистью оглянулся на Гэла.

Айрэ устал кричать, замолчал, но продолжал вырываться из рук Лэннэга.

— Связать… — последовала команда Тиррона.

Лэннэг держал рядом с горлом ребенка лезвие ножа — намек недвусмысленный. Дуэль взглядов тоуна и его гостя продолжалась.

«Ну ты же знаешь, ты догадывался…» — говорили синие глаза оборотня.

«А если я ошибся?» — спрашивали темные глаза тоуна.

Стражники быстро и добросовестно заломили руки чужака за спину и туго связали запястья. Гэл не сопротивлялся. А осмелевшие крестьяне, толкаясь и давя друг на друга, потребовали сжечь волколака на костре. Гэл не сдержал ухмылку — костер в такую погоду, неужели они со страха готовы пожертвовать сухими дровами? Он мог бы сказать: «Отпустите меня, я найду похитителя и верну вам ребенка…» но кто же ему поверит. Тоун смотрит — как тавро каленым железом ставит. Кэрфи бледный у двери стоит, рубашку на себе рвет. Тоуна будто призрак за креслом дяди маячит, ей страшно. Тиннэ плачет, прижавшись к кухарке, кухарка руки в боки уперла и не мигая ждет, чем это все закончиться. Конюхи столпились у колонны, обсуждают, вспоминают странности, замеченные за чужаком, чего не видели — придумывают. И Гэл смотрит на заплаканное лицо своего сына.

— Убить!!! — слышатся вопли.

Пес подошел, лег у ног оборотня, спрашивал взглядом: что мне сделать для тебя? Не слышал ответа…

Тоун встал, все притихли, только Айрэ плакал. Тоун смотрел на людей, люди ожидали от него справедливого решения, а если не будет справедливого решения, они сами виновного накажут, а чужак виновен… Тоун смотрел на связанного волколака. Волколак был равнодушен и высокомерен, как будто не он сейчас стоит здесь, не его судьбу решают…

— Пускай скажет, где ребенок!!! — выкрикнул один из крестьян и трусливо спрятался за спины своих друзей.

— Убить его отродье! Тогда он все скажет… — прошипела та самая старуха, что встретилась Гэлу на дороге, та самая, которая передала ему послание от ворлока. Гэл медленно повернул к ней голову, вокруг нее заклубился туман смертельного холода, глаза чужака потемнели, старуха упала на пол и забилась в конвульсиях. Люди закричали, разбежались, попрятались за колонны, прижались к стенам, стражники и те отступили, только тоун остался стоять на возвышении подобно скале. Старуха кричала. Лэннэг медленно отпустил Айрэ.

Гэл почувствовал — его ноги подкосились — погорячился… силы, кое-как накопленные за время пребывания на Сэнпе, истратил в один миг на сумасшедшую старуху. Он пошатнулся, выругал себя… глаза закрывались.

— Он колдун!!! — слышались истеричные возгласы, — колдун!!!

— Увести его, закрыть в подземелье, колдунов можно судить только законным судом! — громко приказал тоун.

Воины оттеснили возмущенных крестьян древками копий, освободив дорогу колдуну.

— Где мой ребенок?! — все еще кричала крестьянка.

Старуха почувствовала, что боль прошла, но продолжала лежать на полу и стонать, призывая беды на голову колдуна.

— Я обещаю, виновный будет наказан! — уверенно крикнул Тиррон, — а теперь прошу покинуть мой дом! — он взял за руку свою племянницу, — пошли.

— Дядя, но ведь это все дикость… — тихо говорила Нэллэи. Подхватила на руки плачущего Айрэ, успокаивала, — Айрэ, малыш, не плачь, все будет хорошо, а что, если это просто сказки, и ребенка украли бродяги, или он в колодец провалился?.. Хотя… вернулся чужак тем же утром…

— Разберемся… — буркнул в усы угрюмый Тиррон.

— Он колдун! — громко шептали в коридорах замка.

— Ребенок ему нужен для колдовства, — науськивала старуха.

— Но тоун обещал…

— Я надеюсь, судья его заставит во всем признаться, ишь какой, только старух что и может с ног валить, и отродье его сжечь.

— Ничего, не будет больше детей жрать…

— А-а-а-а-а… — застонала несчастная мать и потеряла сознание.

Оборотня проводили по каменной лестнице в подвал, провели по длинному темному коридору, открыли стальную дверь. За дверью снова ступеньки, здесь ему помогли — толкнули в спину, а он уже и не понимал, что происходит, падал куда-то вниз, будто бесконечно, удара об пол не почувствовал. Дверь лязгнула сверху, заскрежетали засовы, послышался смех, стражи, избавившись от него, обрели чувство юмора.