Альфред Ван Вогт - Слэн

Мысль остановилась, вместо нее появилась тревога. Нельзя было терять времени. Нужно было выбираться отсюда, и побыстрее! Он засунул оружие в карман пальто, быстро схватил бумаги из ящичка, запихал их в другой карман. Потом он бросил бесполезный теперь ящичек в тайник и задвинул блок мрамора на место. Он пустился бежать по коридору в ту сторону, откуда пришел, вверх по лестнице, и остановился недалеко от выхода в общественный туалет. Незадолго перед этим он был тих и пуст. Теперь же он кишел народом. Он ждал, напряженно, но нерешительно, надеясь, что людей станет меньше.

Но люди заходили и выходили, толпа не уменьшалась, и круговерть звуков и мыслей не утихала. Возбуждение, страх, беспокойство; здесь были маленькие люди, в умах которых грохотали попытки осознать то большое, что сейчас происходило. И эхо этого понимания проникало сквозь железную решетку двери туда, где в полумраке ждал Джомми. Вдалеке продолжал звонить звонок. Его непрекращающееся тревожное з-з-з в конце концов подсказало единственный возможный путь. Стиснув оружие в кармане, Джомми решительно ступил вперед и распахнул дверь. Он мягко закрыл ее за собой, напряженно ожидая малейших признаков тревоги.

Но плотная масса людей не обратила на него никакого внимания, и он, протиснувшись сквозь толпу, вышел на улицу. Улица кишела народом. По тротуарам и проезжей части расплывались толпы людей. Отрывисто звучали полицейские свистки, рычали громкоговорители, но ничто не могло повлиять на анархию толпы. Транспорт увяз намертво. Потные, ругающиеся водители бросали свои машины посреди улицы и присоединялись к слушателям, стоящим напротив громкоговорителей, из которых доносился лишь звук пулеметной стрельбы.

— Ничего доподлинно не известно. Никто точно не знает, приземлился ли корабль слэнов во дворце или сбросил сообщение и улетел. Никто не видел, как он приземлялся, никто не видел, как он исчез. Возможно, что он сбит. Также возможно, что в данный момент слэны совещаются с Киром Греем во дворце. Об этом уже распространились слухи, несмотря на уклончивое заявление, выпущенное несколько минут назад самим Киром Греем. Для тех, кто не слышал, повторяем его еще раз. Дамы и господа, Кир Грей заявил следующее:

«Не волнуйтесь и сохраняйте спокойствие. Необычное появление корабля слэнов ни в коей мере не повлияло на относительную расстановку сил между слэнами и людьми. Ситуация полностью под нашим контролем. Они ничего не смогут сделать, кроме того, что они делали, и то в строгих пределах. Люди численно превосходят слэнов, возможно, один к миллиону, и при подобных обстоятельствах они никогда не посмеют вести открытую, организованную кампанию против нас. Да водворится покой в ваших сердцах…»

Дамы и господа, это было заявление, выпущенное Киром Греем после сегодняшнего необычайного происшествия. Я повторяю, более точной информации не поступало. Неизвестно, приземлился ли корабль слэнов. Никто в городе не видел, как он улетел. Никто, кроме властей, не знает наверняка, что же произошло, а вы только что слышали единственное заявление по этому поводу, выпущенное самим Киром Греем. Был ли корабль слэнов сбит или…

Болтовня по радио не прекращалась. Заявление Кира Грея повторялось снова и снова. У Джомми заломило затылок от бессмысленного рева громкоговорителей, извергавших монотонный шум. Но он не уходил, ожидая дополнительных сведений, сгорая от желания, которое мучило его целых пятнадцать лет, узнать о других слэнах.

Очень медленно пламя возбуждения угасло. Ничего нового сообщено не было, и в конце концов он залез в автобус и отправился домой. Теплый весенний день клонился к вечеру. Городские часы показывали семнадцать минут восьмого.

Джомми подошел к заваленному старьем дворику с обычной осторожностью. Его мысли проникли внутрь обманчивого, выглядевшего как настоящая развалина домика и прикоснулись к мозгу Бабушки. Он вздохнул. До сих пор пьяна! Как же эта искалеченная пародия на организм до сих пор существовала? Такое количество спиртного должно было иссушить ее давным-давно. Он открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой — и встал как вкопанный!

Его мозг, все еще в легком контакте с мыслями Бабушки, принял сигнал.

«Не дать ему понять, что я позвонила в полицию. Не думать об этом… не могу держать слэна в доме… слэн — это опасно… полиция перекроет улицы…»

Кэтлин Лэйтон сжала маленькие крепкие смуглые кулачки. Ее стройное молодое тело содрогнулось от отвращения, когда она узнала мысли, дошедшие до нее из одного из коридоров. Ее искал семнадцатилетний Дэви Динсмор, он шел в направлении мраморного парапета, на котором она стояла, осматривая город, окутанный мягкой дымкой теплого, влажного весеннего полудня.

Дымка поднималась, узор ее все время менялся. Она была похожа на кружевные облака, которые наполовину скрывали здания и плавились в мареве, в тонкой текстуре которого едва просматривались оттенки небесно-голубого цвета.

Странно, но ей было больно смотреть, хотя это не вызывало неприятных ощущений. Изо всех дверей на нее дышала прохлада дворца, отгоняя жар солнца. Но свет солнца отогнать невозможно.

Обрывки мыслей Дэви Динсмора усиливались, приближались. Кэтлин прочитала в них, что он снова собирался уговаривать ее стать своей любовницей. Вздрогнув еще раз, Кэтлин отключилась от его мыслей и ждала, когда же этот юнец появится. Она совершила ошибку, будучи вежливой с ним, хотя избежала множества неприятностей от других молодых людей при его помощи. Теперь она предпочла бы его враждебность любовным помышлениям, которые роились в его голове.

— А, — сказал Дэви Динсмор, выходя из дверей, — вот ты где.

Кэтлин смотрела на него без улыбки. В семнадцать Дэви Динсмор представлял собой долговязого юнца, лицом очень похожего на свою мамашу, у которой были лошадиные челюсти, отчего улыбка ее всегда выходила глумливой. Он подошел к ней с решительностью, в которой отражались его противоречивые чувства: с одной стороны — желание физически овладеть ею, а с другой — неподдельное стремление хоть как-то сделать ей больно.

— Да, — сухо сказала Кэтлин, — я здесь. Я надеялась хоть раз побыть одной.

Под всей внешней респектабельностью у Дэви Динсмора лежала крепкая подложка, и он не принимал подобные замечания на свой счет. Она знала об этом. Мысли, извергавшиеся из его сознания на столь коротком расстоянии, сообщили Кэтлин о том, что «эта дамочка опять играет в застенчивость. Но она еще оттает».

За этим холодным убеждением лежал леденящий душу опыт. Кэтлин закрыла свое сознание чуть плотнее, чтобы избежать деталей воспоминаний, которые всплывали из глубины подсознания юнца.