Андрэ Нортон - Ночь масок Звёздное колесо Опасные сны

Но если у этого места и были какие-то охранники, они не появлялись. Гвеннан не хотела этих сокровищ. Её единственное желание — свобода.

А тропа продолжала бесконечно извиваться, и девушка уже подумала, что ходит по кругу. Возможно, это специально устроенный лабиринт, чтобы сбить с толку пришельца. Но так она никогда не доберётся до конца.

Впереди в воздухе повисли две световые ленты. Одна тёмно-зелёная, цвета сё плаща, другая золотая. Как только она их заметила, полосы поплыли, танцуя друг вокруг друга. По-прежнему зависая над тропой, ленты начинали отодвигаться, как только она приближалась. Может, это проводники?

Вслед за двумя переплетавшимися лучами Гвеннан ступила на вторую извилистую тропу, под острым углом отходившую от первой. И вскоре оказалась перед стеной, совершенно закрытой грудами сокровищ. Её становилось видно, если только окажешься совсем рядом. В стене — дверь. При появлении Гвеннан дверь неслышно ушла вверх, и перед девушкой оказался вход в другую комнату, гораздо меньшую.

Она тоже не пустовала, но тут всё-таки было больше порядка. Мебель тщательно расставлена, а не сброшена грудами без всякой последовательности. На равных расстояниях стояли столы — обеденные или письменные, Гвеннан не могла решить. Перед каждым сидения. Стена же слева была не из голого камня, как все предыдущие, а представляла собой ровную гладкую поверхность, напоминавшую зеркало или стеклянную пластину, хотя в ней ничего и не отражалось. Прямо напротив этой стены возвышалось одно-единственное сидение, обособленное от всех остальных и совершенно другое по форме.

Гвеннан вздрогнула. Она сразу догадалась, что это такое. Перед ней треугольное сидение пророчицы. Но ведь она не Орта, она не может призвать…

Но собственное тело больше не подчинялось ей. С внутренним криком протеста она направилась прямо к сидению. Напряжённо, неохотно, борясь с собственным телом, села.

Ну, хорошо, она сидит на месте пророчицы, но это не значит, что она собирается играть её роль. Она шевельнулась, решила встать и уйти…

Стена-зеркало затуманилось. Гвеннан увидела, как вся её поверхность затянулась паром или дымом.

Она приподняла руки и попыталась закрыть глаза, забыв на мгновение, что держит в руках подвеску. Вперёд устремился яркий свет циферблата, но, не коснувшись поверхности стены, растворился, стал дымкой над поверхностью, затем проник внутрь, и поверхность изменилась, на ней появилось изображение.

На поверхности обрисовался квадрат высотой с Гвеннан. Как будто она — школьница перед доской, и должна получить необходимый урок. Появились резко выделявшиеся символы. Гвеннан узнала воспроизведение того самого гороскопа, на котором стояла дата её рождения. Но как он мог оказаться здесь? Она хотела бы знать больше (или не знать вообще ничего, оставаться неведающей и свободной). Но она уже поняла, что не может ни закрыть глаза, ни отвести взгляд.

Голова заболела, туда будто кто-то вломился, и теперь всё осматривает. Гвеннан осела на трёхногом сидении и застонала: отчасти отболи — убирался барьер, который для всех людей так давно был закрыт; отчасти от страха перед тем, что она может увидеть за этим барьером.

Перед ней светился ключ жизни — её жизни. Звёзды идут своими курсами, и звёздное колесо медленно поворачивается — очень медленно, незаметно для короткоживущих людей. Но оно поворачивается. И за много тысяч лет, за невообразимый промежуток времени совершает полный оборот. И вот её жизнь — она была тогда, она повторяется снова.

Никакого сна об Орте не было, она на самом деле была Ортой — и многими другими. И из каждой жизни брала дополнительный фрагмент Силы, и каждая частица больше, чем способны представить себе человеческие чувства. Теперь совершён полный оборот, она снова должна видеть, действовать, а возможностей у неё меньше, чем у Орты, потому что за прошедшее время столько забылось…

Слёзы боли, утраты (Гвеннан знала, что окончательно потеряла свою привычную безопасную жизнь) потекли по её щекам, капали с подбородка на жёсткий воротник плаща.

В зеркале, на которое она должна смотреть, происходили изменения. Она опять видела умирающий мир, видела, как выжившие опускаются до уровня безмозглых животных. Нет, ниже животных, потому что в безумии творят с подобными себе то, что животные никогда не делают даже с добычей. Она видела, как продолжается поток смерти. Время от времени рождается мужчина или женщина, унаследовавшие черты древней расы. Эти люди осторожны, скрытны, незаметны, они стараются учить, отыскивать среди звероподобных таких, кого ещё можно пробудить.

Некоторые из них, несмотря на свой отказ, провозглашаются богами и богинями. Другие отрекаются от своей цели, принимают поклонение, используют власть в своих собственных целях. Некоторые умирают, другие устают и исчезают. Но всё время работают и почти всё время терпят неудачи. Одно-два поколения они могут поднимать, учить, вести. Но потом мужчины и женщины, достигнув определённого пункта, отказываются идти дальше.

Следуют войны, убийства, эпидемии, полученные знания используются с недобрыми целями; а потом осторожный подъём, снова всё сначала.

Опекуны — так эти пришельцы из прошлого называли себя. С течением времени их число уменьшалось. У них рождалось слишком мало детей, лишь немногие из них способны к деторождению. Некоторые, изолированные среди тех, кого учили, брали себе пару. И всё равно мало, очень мало детей со смешанной кровью. В немногих таких отпрысках древняя кровь оказывалась сильна. И они становились учителями, вели свою работу тайно, приспосабливались ко времени и месту своей жизни, использовали своё невидимое влияние. Другие — в других бурлила не только древняя кровь, но и Тьма. Они искали власти, чтобы удовлетворить свою гордость и жадность. Среди них встречались великие завоеватели, предводители другого рода — они уничтожали всё так тщательно возведённое.

И никогда не кончалась эта длительная битва — небольшая победа, потом за долгие годы она забывалась, улетала, как бесформенные пыль и пепел. Казалось, что безумие правило миром, и никогда не вернутся свет и разум.

Гвеннан смотрела, как проходили столетия. Начинались события, о которых она читала, но как далеки были её знания от того, что показывало ей зеркало. Факты сознательно искажались, превращались в галлюцинации, потому что ещё со времени первых выживших в людях царил какой-то неискоренимый недостаток.

И вдруг неожиданно всё изменилось, как по чьей-то воле (собственная воля Гвеннан не имела к этому отношения, она была пассивной зрительницей, не способной вмешаться). Теперь перед ней изображалась не широкая панорама, когда внимание сосредоточивается то на одном, то на другом, когда демонстрируются события, изменяющие ход истории на целые столетия. Гвеннан увидела одного опекуна, женщину, и, несмотря на незнакомую одежду и усталый вид, она узнала эту женщину.