Василий Ансимов - Кинхаунт

Я нахмурился.

- Это вовсе не обязательно.

- Не беспокойтесь, Ваше величественное сияние мудрости, он знает свое место и со слезами благодарит Ваше милосердие.

Я хотел было усомниться, но тут Тот-достойный-блаблабла поднялся и я увидел, что он действительно плачет от счастья, либо искусно притворяется таковым. Сияя, как удачливый влюбленный, он легкими шагами подошел к моему трону, опустился и стал целовать ступени, после каждого поцелуя поднимая на меня радостные глаза.

Его дочь тоже не выглядела огорченной.

Я почувствовал дрожь. Мой мозг бунтовал, отказываясь воспринимать окружающую меня действительность.

Под праздничное постукивание барабанов, порыкивание каких-то длинных труб и позвякивание колокольчиков Уурвад продолжал представлять мне моих придворных. Я быстро запутался в их именах и историях и, ничего не соображая, с каменным видом смотрел то на него, то на царевну, то на счастливого Тот-достойный-блаблабла, то на барельефы, украшающие стены зала. На них повсюду были изображены звери, пожирающие друг друга, и иногда герои, поражающие этих ненасытных зверей. Точь-в-точь как все то, что я видел на Кинхаунте своими глазами.

Справа незаметно подошел и пристроился какой-то арфист, который начал тренькать на чем-то похожем на арфу и напевать в весьма разболтанной манере:

- Наш король вернулся, оу-еее. Он объелся чанки, и его голова стала пуста, а-а-а-а.

Я не успел подумать, как моя рука поднялась, а губы рявкнули:

- Уберите этого клоуна.

Ближайшая стражница схватила певца за шею и швырнула прочь с такой легкостью, словно он был маленькой тряпицей, и с бесстрастным снова заняла свое положение.

Я улыбнулся.

Мое новое положение начало мне нравиться.

- Стой, - прервал я Уурвада, и он немедленно замолчал.

Я обернулся к музыкантам, постукивавшим, порыкивавшим и позвякивавшим у дальней стены:

- Эй вы, тоже... можете быть свободны.

Музыканты недоуменно уставились на Уурвада.

- Это свободные люди, господин, - вежливо уточнил он. - Это не рабы.

Я кивнул:

- Хорошо. Валите отсюда!

Слегка вжав головы в плечи и изобразив оскалы испуга, музыканты исчезли.

Уурвад изобразил некоторое замешательство. Придворные переглядывались.

Я с облегчением откинулся на спинку трона, и даже то, что я при этом немного ударился об нее затылком, не омрачило моего настроения.

Мои глаза устремились к столу, и нашли на нем то, что я искал - хорошее средство для того, чтобы голова стала еще более пустой. Я кивнул туда Уурваду:

- Как правильно, я должен пойти туда жрать или мне принесут сюда?

Уурвад испуганно склонился:

- О, ваше сияние мудрости, вы никому ничего не должны. Только вам все всё должны. Как вы изволите, так все и будет.

- Феноменально! - засмеялся я и обратился к царевне. - Тогда, моя любезная дочь, ты, можеть быть... то есть, иди к столу, и принеси мне что-нибудь поесть и выпить! И перестань так пялиться на меня! Я не сплю с дочерьми! Подыщешь себе другого жениха.

При этих моих словах все так скривились, словно одновременно получили удар в живот. Царевна побледнела и отшатнулась от меня, словно я назвал ее грязной шлюхой. Уурвад молнией взбежал ко мне и зашептал на ухо:

- Ваше сияние мудрости! Конечно, все понимают, что царевна - не ваша родная дочь. Но это дань древним традициям, называть молодую невесту короля его дочерью. Скажите, что вы пошутили.

- Что-о?! - взрычал я на него, и он съежился от страха. - Осмеливаешься перечить мне, раб?

Уурвада как ветром сдуло, и он простерся ниц перед троном.

- Царевна, как там тебя?

Она смотрела на меня испуганно и непонимающе.

- Как они зовут тебя? - догадался я правильно задать вопрос.

- Оученнаах, - пролепетала она, чем вызвала у меня приступ буйного веселья.

- Хорошо, я буду звать тебя Ачённах, отныне ты не моя дочь, а моя невеста! - прогрохотал я, сам удивляясь непонятно откуда взявшейся силе моего голоса. - Я сметаю своей мощной рукой старые порядки и провозглашаю - отныне молодая невеста короля не называется его дочерью!

Затруднение на лицах окружающих разрешилось и сменилось на гримасы восторга.

- Аченнах, - грозно велел я, - немедленно принеси мне выпить.

Она смиренно склонилась и бросилась к столу.

- Уурвад! - обратился я к старику, все еще лежавшему лицом вниз. - Восстань, ибо я простил тебя.

Уурвад встал с видом величайшей радости. Я хотел было объявить свое следующее решение - помиловать Того-кто-блаблабла, но посмотрел на его все еще сияющую физиономию, и тень сомнения заставила меня остановиться. Я поманил Уурвада к себе, и он послушно взбежал по ступенькам.

- Я не хочу, чтобы тот... кто достойный замещал меня, был завтра казнен, - пробурчал я, и его лицо омрачилось. - Но я хотел услышать, что ты скажешь мне.

Его лицо снова просветлело, и он начал объяснять.

- Ваше сияние мудрости, он всю жизнь ждал этого часа и надеялся, что честь встретить Короля достанется именно ему. Его предки умерли, так и не встретив свою мечту. Он ничего не умеет, ни к чему не способен, он надеялся и не верил, и в последний момент вы хотите лишить его этой радости. Вам кажется, что вы спасете его от смерти, но на самом деле вы лишите его смысла жизни.

Я махнул рукой.

- Ладно. Пусть все будет так. Скажи всем, что могут расслабиться, пить и веселиться.

Уурвад изобразил задумчивость.

- Что опять? - прорычал я.

- Ваше сияние, "могут" или должны?

- Должны.

- Всем немедленно начать веселиться! - возгласил Уурвад залу, и все ринулись веселиться, словно с цепи сорвались.

Уурвад спустился, вместо него ко мне поднялась Аченнах. Я принял из ее рук большой глиняный бокал, полный кисловатым терпким вином, посадил ее себе на одно колено и обнял за тонкую талию, поднял бокал и провозгласил:

- За здоровье моих подданных! За возрождение Киннаухаунта!

- Олала! - весело закричали они. - Олала! Слава Королю!

Началось веселье, настолько бурное, словно его репетировали годами и теперь исполняли досконально известный номер.

В однообразном гомоне выкриков, песен и дикарской музыки я быстро заскучал, но на этот случай надо мной был потолок дворца, расписанный все теми же животно-пожирательными мотивами. В их переплетениях можно было блуждать взглядом, казалось, вечно. И вдруг посреди оскаленных морд, впивающихся друг другу в длинные шеи, взгляд натыкался на маленькую лодку, с которой мальчик закидывал тоненькую удочку, или птицу, кормившую своих птенцов, или двух бабочек, порхавших вокруг цветка. Фрески, изображенные в том же стиле, что и висевший на мне "дракон К", были неисчерпаемой бесконечностью сюжетов.

Наконец мне надоело сидеть на троне, и я спустился к столу, отмахнувшись от Уурвада с его назойливыми рекомендациями по соблюдению регламента.