Станислав Михайлов - Жемчужина

Почти все сгинули. Повезло лишь единицам. Тем, кто оказался вблизи теплых источников, в которых не погибли водоросли. Тем, кто, сойдя с ума, вернулся к мясу, и принялся пожирать трупы своих родичей. Тем, чья спячка продлилась еще несколько девятилетий, но не привела к смерти. Были и такие, не раскрывшие двери бункеров вместе со всеми, потому что сон не отпустил их в назначенное время.

Верховный анамибс — не точное название, он не был владыкой, правителем, он лишь жил над всеми, наблюдая за племенем сверху. Его предкам повезло. Еще когда беда только готовилась разразиться, группа созерцателей встревожилась. Другие посчитали их тревогу беспричинной, но они все же собрались вместе и вместе наблюдали туман. У анамибсов бытовало мнение, что наблюдение за любым природным явлением, в принципе, может дать знание о любых других природных явлениях, даже неизвестных созерцателю вовсе. Не знаю, правда или нет, где-то это походит на учение Дсебы, а его практическая сторона уже не раз выручала меня на жизненном пути. И уж точно это напоминало учение Армир о миражах. Все в мире связано между собой, связано с прошлым и будущим, и, наверное, достаточно любого хвостика, чтобы, потянув за него, вытащить знание. Не обязательно наблюдать туман — Дсеба учил, что лучше всего — созерцать себя внутри и слушать эхо. Не обязательно ждать мираж — Армир учила, что миражи есть везде.

Как бы там ни было, они встревожились и попытались найти решение, как избежать угрозы. Туман подсказал им переселиться в полузабытую долину, давным-давно образованную звездой, упавшей в недоступных горах. Во времена падения звезды анамибсы еще сохранили любопытство и летали на пузырчатых посмотреть: в огромной котловине краснела и кипела лава, а в центре ее возвышалась гора из свежезастывшего камня, выброшенного ударом. От удара, вокруг раскаленной ямы, и без того окруженной горами, вздыбились отвесные стены. С той поры прошло очень много лет, конечно же, котловина остыла, превратилась в круглую долину с высоким холмом в центре. Ту самую, в которую попал я, спасаясь от атаки в небесах.

Все, кто согласился с созерцателями, покинули старые места обитания и, собрав провизию и семена самых важных растений, попросили пузырчатых перевезти их через горы. Едва успели долететь, как началось падение звезд. Почему-то звезды падали почти исключительно в населенные районы, и не задели маленькой незаметной горной долины. Возможно, потому, что она была слишком маленькой, и горы отделяли ее от всего, что взрывалось в стороне.

Серая и рыжая пыль поднялась над Жемчужиной так высоко, что небо пропало. Стало холодно, но теплые подземные воды не дали снегу окончательно поглотить долину. Переселенцы кое-как построили убежища, подготовили тела к затяжному ожиданию и впали в спячку. А когда вышли из нее, старые припасы позволили им продержаться до потепления.

Во всей земле за пределами долины, там, где раньше жили и плодились анамибсы и множество других существ, после девятилетий снега начался дождь. Он шел и шел, смывая и затапливая целые страны. Он убил снега. Он убил все, что еще могло бы подняться из-под них.

Но в долине дождь не шел, потому что дождевые тучи не способны подняться так высоко, чтобы перевалить через горы. Солнце освещало благодатный край, посаженные плодовые деревья выросли, молодняк резвился в прохладных речках и теплых озерах.

В это время на всю Жемчужину с небес посыпалась живая пыль. Она прорастала, укоренялась и захватывала опустевшие земли новыми видами растений. Так появились клеприк и иглистый шиннар, огромные ползучие цветы плетенны и яркие стрелы зайлиса, раскрывающего огромные зонтики для защиты своих побегов от палящего солнца в период зноя.

Вслед за растениями пришли животные. Они прилетали на горячих камнях. Камни раскалывались, и выпускали живность тучами. Так же населялась и вода. Тогда в моря пришли лобастые акулы и придонные огоньки, тогда же появились мохнатые и рогатые, кормящие молоком, а также летающие, одетые в перо. Они быстро захватили новый мир, и лишь некоторые прежние рода смогли вернуться из семян и яиц, из спор и корней, чтобы воспротивиться и отбить себе место под старым солнцем.

«Я говорю тебе, что я видел это, что видели мои предки. А затем горящие камни привезли существ: маленьких, крепких и двуногих, бесхвостых, прыгучих как бурки, — голос мертвого анамибса зазвучал снова, туман сгустился. — Они расселились везде, вырубили леса, выросшие из звездной пыли, построили так много домов, что если сосчитать их, не хватит бусин во всех счетных цепочках моего народа. Одни огненные камни садились, другие улетали обратно на небо. Жизнь моя длиннее многих их жизней, я видел, как росли и множились селения, как все реже падали огненные камни, а затем и перестали вовсе. Как поколение за поколением существа, на позднем языке которых я говорю с тобой, становились выше ростом, тоньше в кости и слабее, мягче в мышцах, как постепенно они забывали то, что знали раньше. Я рассказывал их потомкам о том, что забыли предки, я стал для них хранителем мудрости и знаний, но, на самом деле, я ждал.

Я говорю тебе, что я ждал, и я дождался, когда они начали убивать друг друга. Тучи неживых мух, дымных камней и летающих бревен поднялись в воздух; броненосцы, не содержащие в себе настоящего разума, двигались по земле, ломая деревья и постройки, извергая из себя огонь и грохот. Мир снова заволокло пылью, как в те времена, когда вымирал мой народ. Но теперь огненные камни не падали с неба. Огромные сверкающие и клубящиеся деревья, семена которых привезли с собой эти существа, вырастали из земли так быстро и так высоко, что сокрушали все вокруг. Их сияние было ядовитым, их дыхание — смертельным, и, мгновенно вырастая, они созревали и распадались на облака. То, что не сожгли эти деревья, бывало сметено ураганом, рождавшимся от их роста. То, что не сметал ураган, погибало, попадая под отравленные облака. Пыль поднялась и затмила солнце, и снова поля покрылись белым и холодным камнем воды.

Я думал, существа не переживут катастрофы, как не пережил ее мой народ. Но было ошибочно думать так, ибо менее страшной оказалась новая катастрофа. Короткие жизни, быстрые матери — обильное семя разрастается скоро, если дать ему вдоволь солнца и воды, если дать ему плодородную землю. Когда разошлись тучи, пролились дожди и поднялись новые леса, существа вылезли из нор и щелей, в которых прятались, спустились с гор и вышли из пещер, приплыли с островов, на которые не падали дымные камни, до которых не долетали бревна, несущие семена быстрых и губительных небесных деревьев.

Я говорю на языке этих существ, потому что моего языка уже никому не понять. Я говорю для того, чтобы течение тумана подсказало тебе решение, как дало мне этот путь. Я говорю с тобой потому, что ты пришел сюда, чтобы услышать меня. Камень памяти и туман показали тебе то, что было. Я рассказал тебе об этом. Не ищи тщетного ответа на свой вопрос — это не тот вопрос, ответ на который дан. Когда наступит время решения, оно придет само, потому что теперь у него есть корни. Дай созреть листу.»