Станислав Михайлов - Жемчужина

Получалось, для того, чтобы поднять себя, мне следовало построить… О-го-го какую махину… А ведь нужно еще как-то подогревать воздух во время полета, иначе далеко не улететь и высоко не подняться. Значит, еще и вес топлива…

Плюс, новая возможная проблема встревожила меня. На какой высоте воздух заканчивается и начинается океан пустоты? По опыту жизни в горах, я знал, что чем дальше поднимаешься, тем труднее дышать. Не погибну ли я от удушья, не принесет ли ветер на равнину мой хладный труп?

И будет ли так же работать шар на большой высоте? Не перестанет ли он поднимать меня, перетащит ли через горы? Ведь я знаю, пузыри в воде, маленькие у самого дна, к поверхности вырастают. А мой пузырь не сможет вырасти, я могу только попытаться нагреть его сильнее… Кстати, чем ближе к океану пустоты — тем воздух холодней. Да и горит ли там топливо?

Многие вопросы не находили ответа в моих, как выяснилось, скудных познаниях.

Однако не оставаться же в долине анамибсов навсегда? Не повторять же судьбу ее древних жителей? Я должен найти Лиен… Найти Нарт… И не просто должен — я хочу этого!

Значит, нужно придумать новый материал для оболочки, материал достаточно легкий, тонкий и прочный, и, притом, распространенный… Я должен найти, чем скрепить его, из чего сделать каркас, и собрать достаточно горючего — как можно менее тяжелого, не занимающего много места и хорошо поддерживающего чистый огонь, без искр — чтобы подогревать воздух в пузыре. Заодно неплохо бы придумать, как сделать так, чтобы воздух остывал помедленнее…

Много задач сразу для одного человека, даже пузырчатых живьем в небе не видавшего ни разу — показанные черным камнем не в счет. К тому же, с ними анамибсы как-то договаривались, верховный обронил: «попросили перевезти» — не думаю, что это только фигура речи. А у нас на двоих с шаром разумным буду только я один. И управлять полетом не умеем мы оба.

С такими мыслями я начал строить свой главный шар.

Сначала подобрал материал для оболочки. Животных с тонкой шкурой или с подходящими кишками в долине анамибсов не водилось. Грибы таровницы я уже почти все перевел, да и не казалась мне их кожица достаточно надежной для большого пузыря. Упругие листья водоносного дерева производили впечатление прочных, но они слишком тяжелы и узки, кроме того, высохнув, потеряют эластичность и станут хрупкими.

Серпариды почти не имели кожуры, и, хотя были весьма многочисленны, казались совершенно бесполезными, пока я не сообразил, как могу использовать их слизь. Ведь затвердев, она не только становилась перламутровой, но и обретала неплохую прочность при очень небольшой толщине, и, что важно, не пропускает воздух. Если обмазать лист любого растения с обеих сторон, он внутри довольно долго не высохнет и сохранит свои свойства. Кроме того, эмаль не была горючей.

Шаг за шагом продвигался я к решению каждой задачи.

Бродил по лесам и кустам террас, облазил низовые джунгли, развесистые камыши и остролистные, высокие заросли сезонной травы, даже нырял в поисках водорослей, которых, конечно, практически не было в холодной воде. Обрывал листья и цветы, обламывал ветви, сдирал кору — исследовал все, что хоть как-то казалось подходящим.

Но чем дольше искал, тем сильнее крепла уверенность, что придется вернуться к варианту, на который наткнулся в первые же дни и отложил как запасной — магона, лиана с узловатым, шипастым стеблем и широкими, тонкими листьями, которые она раскладывает по верхушкам деревьев, едва выберется на солнце из подлеска.

Я научился расслаивать листья магоны на две полосы и выскребать изнутри влажную мякоть. На обратной стороне получался как бы пушок, а спереди — жесткая, но гибкая поверхность. Для пробы промазав обе стороны слизью и растянув лист между палками, я получил прочную, звенящую, как барабан шкуру. Она потеряла былую гибкость, но упруго пружинила и выдерживала довольно сильные броски камнем.

Мне очень не хотелось возиться с этой лианой: за ней приходилось лезть в самую верхнюю часть крон, где ветки тонкие, хотя и переплетены густо. Куча колючек, не только от стебля самой магоны, но и от прочих растений, отнюдь не облегчала сей труд — а ведь собранные и выпутанные из чужих веток листья нужно было еще стаскивать вниз…

Однако, увы, другого приемлемого варианта не нашлось. И я постепенно приспособился. Для подрезания и разделения листьев завел несколько острых каменных осколков, другие такие же использовал в качестве скребков. Научился лазать на деревья, наверное, не хуже, чем самый-самый дикий первобытный человек. Приспособился накручивать лист лианы на палку, и уже в таком виде протаскивать вниз среди мешающихся ветвей и колючих лоз. Чтобы не носиться туда-сюда как безумный бурки, делал промежуточные склады, а потом уже скопом перетаскивал добычу к земле и в лагерь. Дальше оставалось лишь достать прикопанный во влажной земле запас зеркальной слизи и приступить к сборке шара.

Но это было уже позже.

Прежде, чем начать такие серьезные заготовки лиан, я попробовал разные виды топлива. Остановился на древесном угле, полученном в яме без доступа воздуха, смешанном со смолой ракоста. Из этого материала я наделал палочек — получил грязные, липкие, но эффективные горючие стержни, хотя и неизмеримо уступающие, конечно, настоящим топливным стержням — сложным устройствам, производимым древними машинами по неизвестной нам технологии. Неизвестной, но работающей по сей день.

Обмотал свои горючие палочки листьями дольника, дал подсохнуть — уже и не пачкаются, и не липнут.

Для пробы собрал маленький пузырь. Вместо камня сплел небольшую корзинку из травы, насыпал в нее песку, поставил и поджег горючую палочку. Уселся ждать.

Ждать пришлось недолго. Шар вяло взлетел, снялся с кола, удерживавшего его вертикально, и пошел в небо, постепенно набирая высоту. Я следил за ним, пока он не скрылся из вида. Вроде, к концу его подъем замедлился… Но могло и показаться. В любом случае, никто не мешает зажечь две палочки.

Воодушевленный опытом с горючим, решив важнейший вопрос с материалом для оболочки, я приступил к самому пузырю. Собрал верхнюю часть каркаса из трубок сезонной травы и лиан. Затем постепенно обтянул их листьями магоны, промазанными зеркальной слизью серпарид. Выяснилось, что она обладает неплохими клеящими свойствами, и я отказался от смолы, что упростило, облегчило и, конечно, обезопасило от пожара мой аппарат.

Слизь ленточных серпарид я добывал как и наши ремесленники: соскребал с ленты в какую-нибудь плошку. В моем случае это была корзина с выстланным дном и стенками. Но слизи мне требовалось много. Бегать, собирать, размазывать по расстеленному листу, пока не засохла, а потом прикреплять этот лист к каркасу, оказалось делом муторным. Корзинки хватало на пару листов. Поэтому я сделал себе другую емкость, похожую на заплечный короб. Внутренняя поверхность его была плотно обложена листьями и обмазана той же самой слизью. После просушки он оказался непроницаем даже для воды. Сверху я его накрывал плотной крышкой.