Станислав Михайлов - Жемчужина

И я пошел.

Поначалу, действительно, никаких проблем и не было. Ходить я умею быстро, идти могу долго. Постепенно расстояние между мною и холмами Хатибы, отделяющими Иссекутскую равнину от земель под тенью Башен, сокращалось. На третий день, ближе к концу солнцепада, я присел отдохнуть: думал чуток поспать и продолжить путь ночью, как и поступал в предыдущие дни. Темная полоса над горизонтом вполне могла оказаться уже и холмами.

И тогда я вспомнил о миражах.

Ведь не зря же наставница учила меня? А что, если я сам, без ее помощи, смогу увидеть, где мне искать Лиен? Ведь этого искренне хочет все мое естество, оно формирует определенный рисунок, некий узор маленьких молний в моей голове — значит, созвучие должно прийти, отклик появится?

Я сел и попытался сосредоточиться. Отпустил себя, расслабил все мышцы, каждый нерв, а затем резко, хлопком, собрал. Я превратился, как и учила Армир — но, на этот раз, превратился в птицу. Подобно парящему, вглядывался в бескрайние просторы Жемчужины: в ее горы и равнины, реки и поля, города и деревни, корабли в морях. Особенно внимательно рассматривал многочисленные плавучие острова. Но нигде не видел ее, дочь наставницы, девушку с двумя именами.

Зато я увидел остров Лальм. С этой высоты он казался крошечным, но мое зрение было остро как никогда. Я видел храмы, дороги и порт, вереницу служительниц Зеленой звезды, выстроившихся вдоль мола и, вероятно, исполнявших гимн своей богине. Видел пару самокатных повозок, сходных с нашими, видел, как идет мимо острова корабль под знаками Хампураны, и знал, что внимательные глаза следят с его мачт за всем, что попадает в область их жадного взора, и что другие глаза следят за кораблем с небес — стоит тому приблизиться к острову, еще даже не увидев его — быть беде, скорая смерть придет за ним.

Ничто не грозит берегам Лальм, пока работают древние машины, привезенные жрицами Весенницы с прежней, затонувшей, как говорят, родины. Даже святоши побаиваются их, потому и затеяли эту безумную авантюру с ударом по Зеленой звезде.

Интересно, они уже спустили Вестник с цепи? Корабли уже уничтожили чужую жизнь? Разрядили весь свой боезапас, теперь Жемчужина обречена?

Что-то подсказало мне: нет, нет, нет.

Это был не голос. Просто знание. Как звук от камня, достигшего дна колодца. Только не звук я чувствовал, а нечто другое, скорее, сродни осязанию.

Они не смогли. Что-то пошло не так.

Что?

Я много раз думал о том роковом дне, о дне своей неудачи. О том, как, пусть невольно, подвел Дсебу. Моя жертва не состоялась, я не достиг Вестника, не отгородил его машины от наших, оставил его доступным для приказов из Великой Башни.

Но как мне, вообще, удалось попасть в кабину древней летающей машины, легендарного толкателя? Почему она дала мне занять место наездника?

Наложение рук не помогло. Так же, как колонна в храме Синеокого, машина не послушалась меня. Однако потом открылась. Может быть, Дсебе удалось-таки прорваться к другой машине, отдающей команды? Может быть, это он открыл мне кабину? В его распоряжении было сильнейшее из доступных нам видов древнего оружия — боевой вирмана. Совсем не такой, как у Армир, нет. На боевых машинах наши предки летали, чтобы убивать друг друга.

Если Дсеба прорвался к управлению, он мог открыть доступ мне и закрыть доступ им. Вот что он мог сделать. Или просто открыть мне кабину и усыпить управляющую машину. Остается лишь гадать.

Одно ясно без гаданий: его убили. Вырваться из сердца Великой башни после содеянного было бы невозможно даже на боевом вирмане — у святош есть такие же.

Что ж, если у него получилось выключить машину, значит, жертва его была принята предками и на небе появилась еще одна звезда.

Остров Лальм отдалился. Я больше не чувствовал себя птицей.

Небо обрушилось мне на лицо. Одновременно я рухнул на землю. Но успел понять, что птица эта не имела перьев и летала незаметно. Я был мурикси. Единственную мурикси, птицу-криворога, которую знал, звали Айбис, и она считалась сестрой моей ныне мертвой наставницы Армир. Что бы это ни означало.

А еще наставница говорила, что мурикси разумны.

И эта «птица» несла нас с Траной вдвоем. Не сказал бы, что мне показалось, будто ей было тяжело. Вот чья помощь не помешает. Лучше, чем парящий. Она неплохо видит днем, обладает ночным зрением, способна различать тепло, на ней можно летать… Эх.

Устав от миража сильнее чем от очередного дня, проведенного на ногах, я уснул, чтобы продолжить путь с восходом солнца. От более раннего пробуждения пришлось отказаться, иначе не успел бы восстановить силы.

Я спал без сновидений, но со смутной и парадоксальной надеждой на лучшее.

Указания Пола о месте, где можно найти Лиен, мягко говоря, не отличались точностью. Конечно, я знал о Хозяевах островов. Это колонии морских существ, что выращивают пищу в прозрачных панцирях, плавающих на поверхности воды. Панцири скрепляются один с другим упругими лентами — это позволяет им во время шторма держаться вместе. А сами Хозяева островов, единые с ними, могут управлять движением всей колонии, зацепиться за дно или отгонять хищников длинными ядовитыми нитями, стрекалами.

Даже салиматы побаивались приближаться к плавучим островам, чем нередко пользовалась рыба. Скопления рыб притягивали хищника, но, стоило появиться в воде его темной громаде, как косяки поднимались к самым нитям или даже заходили в них — под надежную защиту. Правда, эта защита помогала только тем, кто выработал невосприимчивость к яду — Хозяева островов не особенно разбирались, кого жалить.

В общем, о плавучих островах я знал достаточно, но в землях под тенью Башен — не одно море, и в каждом из них водятся свои колонии. Не могу же я проверить их все.

И мне нужно где-то жить. Годы изгнания научили меня многому, и, в первую очередь, истине: лучше иметь свой дом. Надежный, никому не известный, удобный. С доступом к пище и воде. С возможностью, в случае чего, бежать незаметно. Убежище.

Когда мы в последний раз шли по коридору, Дсеба говорил о тайнике на восточном берегу Мессемского моря. Рядом с каким-то храмом… Нет, с руинами храма… Да! Храм Милостивого, посвященный яркой белой звезде… Впрочем, неважно. Нужен не сам храм, а нечто в стороне от него. Кажется, на юге. Найти плоскоголовый холм, на который ведет лестница. Дальше куда-то сунуть руку… Палку, да, сначала палку…

«Какой заботливый у меня был учитель…» — я хмыкнул от такой мысли. Вот уж чего, а заботливость в Дсебе не просыпалась никогда. И не могу сказать, что сильно переживал из-за его гибели. Он сделал из меня орудие. Гнал меня, как ксенги с завязанными глазами. Я благодарен, конечно, за все, чему обучен, но ведь не ради Ксенаты, а ради своих целей учитель наставлял меня.