Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

— Что он сказал? — спросил Матвеев глухо, начиная догадываться.

— Мистер Денни говорит… — переводчик замялся, но потом быстро выговорил — Он говорит, он просит горчицу, а то охранник позволяет себе непристойности. Мистер Денни ест… Горчица запах отбивает, вот что! Он просит горчицу.

Матвеев намертво сжал зубы. Чувствовал, как щеки заливает краска стыда. Не глядя на Денни, прошел несколько шагов к двери, встал в метре от охранника. Смерил его с головы до ног, выцедил сквозь зубы:

— Считаю до трех. Если не выйдешь из комнаты, выброшу.

Мордоворот оценивающе смерил его таким же глазом, деланно зевнул и отвернулся. Он по крайней мере килограммов на десять весил больше этого «майоришки из Комитета», поэтому не опасался быть битым. У него приказ — находиться в этой комнате. Он его и выполняет.

— Раз!

Мордоворот на всякий случай вытащил из-за спины руки, встал по боевой стойке.

— Два!

Денни что-то быстро спросил у переводчика, тот так же быстро ответил. Денни выскочил из-за стола, дожевывая сосиску, встал сбоку у решетчатого окна, широко раскрыв рот. «Бедолага, — искоса глянул на него Матвеев, — не прожевал, еще подавится!»

— Три!

«Три» охранник услышал, а дальше произошло нечто непостижимое для него.

«Майоришка» стремительно нырнул куда-то вниз и вбок. Мордоворот выбросил кулак в его направлении, но «спецназовца» там уже не было.

В следующее мгновение последовал короткий и жестокий удар по выпрямленной, сжатой в кулак руке, так что тело мордоворота развернуло вбок. Тут же в глазах у него ослепительно вспыхнуло от удара по уху. Он потерял ориентацию, взревел от боли и обиды, замолотил по воздуху пудовыми кулаками. И… согнулся от нестерпимой боли в паху, взвыл тонко и жалобно. Потом наступила тьма.

— Класс!

Денни восхищенно свистнул, решительно подошел к лежащему мордовороту, нагнулся, схватил и приподнял ноги в кованых сапогах.

Матвеев кивнул.

Вдвоем они быстро вытащили мордоворота в коридор, посадили у стены. Перепуганный переводчик суетливо бегал вокруг, создавая видимость помощи.

Потом они сели за стол, долго и весело смеялись. Переводчик аккуратно переводил, быстро, ненавязчиво и точно. Матвеев отметил класс переводчика, похлопав его по плечу. Денни, словно поняв, тоже похлопал.

— Когда будешь работать? — спросил Матвеев, улыбаясь.

— Если бы у меня были такие мышцы, я бы был чемпионом Америки по вышиванию хулиганов!

Денни заразительно смеялся.

«Что в них такого, а? — думал Матвеев, отвечая на какие-то незначительные вопросы американца. — Ржут, как лошади в старых фильмах… И проблем у них нет, что ли? Легко с ними. Пять лет назад из Интерпола в ЦЕНТР приезжали, душевные ребята! Никакой угрюмости, на контакт идут легко. Торговцев наркотиками брали, тоже с улыбочкой все. Под пулю — улыбаются, собранные, смелые ребята. Правда, когда дело до монет доходит, тут и жесткость появляется! А кто монеты не любит? Что-то в них есть одинаковое, ненатуральное. Нет, не так, легковесность какая-то, что ли… Все „до фонаря“. Черт их разберет…»

«А вот и „крыса надзорная“», — подумал Матвеев, глядя на вошедшего человека.

Представитель Президента быстро поздоровался со всеми троими за руку, присел к столу. Улыбался, разглядывал американца, то и дело приглаживал ежик волос на голове. Матвеев отметил про себя, что «крыса» в другой рубашке и галстук на нем в полосочку. «Переоделся, к празднику, что ли?!»

— Подружились? — представитель повернул голову к Матвееву.

— Ничего парень. Сосиски знатно лупит!

Сосредоточенный переводчик тут же перевел матвеевскую фразу. Денни захохотал, несколько раз хлопнул с силой Матвеева по плечу.

— Когда вы собираетесь работать? — осторожно спросил Представитель. — Президент просил докладывать каждые полчаса.

— Работать? Работа не убежит.

Денни неожиданно встал. Подошел к окну. Матвеев и Представитель напряженно смотрели на него, переводчик возил пальцем по столу.

— Может быть, что-нибудь нужно, кроме вещи разыскиваемого?

— Да. — Денни О'Доннел резко повернулся.

Матвеев вздрогнул внутренне. Он как-то странно изменился, этот симпатичный «хохотушка-американец». Резче стали морщины на лице, провалились глаза, еще больше обозначились вокруг них темные круги. И сам он ссутулился, словно стал ниже ростом, длинные руки торчали из рукавов вытянувшегося свитера безвольно, кистями наружу.

— Что нужно, Денни? — тихо спросил Представитель.

— Кофе. Много. И подробную карту предполагаемого района поиска.

— Карту сейчас принесут, — кивнул Представитель, — а кофе… Черт, ты можешь подождать минут пятнадцать, парень?!

Денни отрицательно покачал головой.

— Что может заменить кофе, Денни, если это срочно?

— Шесть ампул чистого кофеина.

— Нет проблем.

Представитель Президента вышел, нет, почти выбежал из комнаты.

Матвеев молчал. Переводчик испуганно косился на американца.

Денни ходил по комнате, ни на кого не глядя. Пять шагов до стены, пять обратно, пять шагов до стены, пять обратно. Его длинная, несуразная фигура едва не касалась висящей в центре потолка лампы.

Представитель появился буквально через минуту. Из бумажного пакетика высыпал на стол десяток однограммовых ампул, облокотился на стол, смотрел тяжело и внимательно.

Денни быстро отломил у шести ампул головки, так, без ваты, прямо пальцами. Подумал и отломил головку седьмой ампулы, положил ее чуть в стороне. Три целых бросил в пакетик, аккуратно завернул.

— С Богом! — сказал он глухо и медленно. Переводчик чуть запоздал перевести фразу, и Представитель метнул в его сторону предупреждающе острый взгляд.

Матвеев исподлобья смотрел, как американец одну за другой высосал шесть ампул, сел на стул, придвинул к себе рубашку этого… «реаниматора», положил на нее руки и замер, глядя перед собой в стену какими-то застывшими глазами.

Молчал он недолго. Повернул голову к Представителю, коротко сказал:

— Карту! Закрыть дверь на ключ.

Представитель тут же стал вытаскивать из кармана сложенную карту, расстелил ее на столе. Матвеев отметил, что карта, как, наверное, и кофеин в ампулах, были явно заготовлены. Матвеев прошел к двери, задвинул тяжелый засов, зачем-то подергал дверь и вернулся на свое место, чуть сбоку от американца.

Молчание нарастало. Давящая, гнетущая тишина начинала раздражать. Толстая, бронированная дверь не пропускала звуков. Матвеев с тоской подумал — хоть бы этот мордоворот подал голос! Поди, пришел в себя и матерится.

ДЕННИ О'ДОННЕЛ ЗАГОВОРИЛ. ЭТО БЫЛ НЕ ЕГО ГОЛОС, КОГО-ТО ДРУГОГО. ГЛУХОВАТЫЙ, УСТАЛЫЙ ГОЛОС ЧЕЛОВЕКА, МНОГО ПЕРЕЖИВШЕГО И ЯВНО НЕНОРМАЛЬНОГО, ЕСЛИ СУДИТЬ О СМЫСЛЕ ПРОИЗНОСИМОГО…