Владимир Баграмов - Страна убитых птиц

Он отрицательно замотал головой, внимательно вслушиваясь в то, что она говорит. Жарко, быстро выговаривая слова, глотая местами…

Мария развернула его за плечи, строго и прямо смотрела в глаза.

— Стас!

— Да?

— Поклянись мне всем святым, что у тебя есть…

— В чем, Мария?

— Когда уж совсем-совсем… ну, уже совсем ничего нельзя будет сделать и они схватят нас… Нет, не схватят, а готовы будут схватить…

Он смотрел молча.

— Ты выстрелишь мне вот сюда.

Мария легонько тронула указательным пальцем правый висок, как раз там, где была нежная синяя жилка, которую он так любил целовать.

— Клянешься?

— Клянусь! — эхом отозвался он, не сводя глаз с ее виска.

— Аминь!

Всюду, куда простирался взор, лежали серые, затхлые болота. Спины огромных валунов торчали там и тут, стволы сгнивших деревьев торчали, как ребра невиданных животных. Пожухлая трава, белесый туман ядовитых болотных испарений… И над всем этим низкое, клочкастое, свинцовое небо декабря. Болото внизу и болото наверху.

— В той стороне есть какая-то избушка, я заметил, когда пролетали. — Пилот оглянулся на стоявшего у края оврага телохранителя. — Там река в лесу, а у реки избушка. Этот не врежет по нам, а?

Штурман подбросил мешок повыше, укладывая на плече, даже не оглянулся, бодро зашагал к кромке редкого леса. Пилот, часто оглядываясь, потянулся за ним.

Атис Кагайнис стоял, раздвинув ноги широко, крепко упираясь каблуками в каменистую землю. Ковырял щепочкой в зубах, задумчиво смотрел на телохранителя. Больше всего на свете ему хотелось выдернуть пистолет и от живота, не целясь, расстрелять эту угрюмую обезьяну с автоматом. Но ствол чутко следил за каждым его движением, выражение лица телохранителя не обещало ничего хорошего.

Когда они поднимались по мшистому склону наверх, Атис только на мгновение задержался, оказавшись на полметра сзади, немного за спиной этого человека, и чуть не поплатился жизнью. Короткая очередь взрыхлила землю прямо около его ног. Телохранитель буквально стал багровым от охватившей ярости. И если бы не окрик Президента, внимательно наблюдавшего за ними снизу, со дна оврага, неизвестно, чем бы кончилось все это.

— Он прикончит тебя, парень, — задумчиво сказал Атис. — Как только ты ему станешь не нужен, он тебя прикончит.

— Не твое дело! — тяжкий бас телохранителя, казалось, разнесся над всей той унылой местностью, отозвался тихим эхом в лесу. — Иди! Умник.

— А что это ты кидаешься, как сумасшедший, на каждую реплику Джу?

В глазах телохранителя мелькнуло что-то осмысленное.

Атис Кагайнис равнодушно пожал плечами, отвернулся, пошел быстрым шагом по каменистой полоске земли, догоняя сотоварищей. Справа болота, туман и серые спины валунов. Слева чахлый, рахитичный лес и опять туман, туман…

В принципе, ему было кое-что ясно: сосредоточенная отрешенность этой дворцовой ведьмы Джу Найдис, словно она прислушивалась к чему-то, что происходило внутри ее, и поспешность, с какой эта «горилла» ловил ее взгляды, выполняя самые незначительные просьбы и поручения. Недаром он всю дорогу сидел напротив, исподлобья следил за выражением ее лица. Сговор! Теперь Атису было понятно и назначение компактного стального ящика, на который Джу поставила ноги, как только они уселись в вертолет еще там, на площадке Дворца. В таких ящиках ЦЕНТРБАНК перевозил драгоценности. Бриллианты, думал Атис, шагая вслед за своими нежданными попутчиками. Килограммов десять отборных, коллекционных бриллиантов из лучших сокровищниц страны. И не надо денег, золота, произведений искусства. Камни всегда в цене, они вечны. Реализовать их ничего не стоит. Любой банк Запада примет их анонимно и на любую сумму. Можно взять кредит, под залог. Да что угодно!

Атис Кагайнис сейчас не поставил бы и трех монет против трех сотен за лысую голову Президента. Ну и ведьма! Да что там трех монет. Даже старую, полустертую копейку 1961-го года выпуска, что много лет висит у него в качестве брелока, и ту он не поставил бы против всего этого ящика с несметными сокровищами! Интересно, вряд ли он будет стрелять! Стукнет по черепу прикладом и там же, в овраге, закопает. На дне оврага тонкий, мутный ручеек. Почему туда не просачивается вода из окрестных болот? Земля мягкая, выроют нишу в склоне и… «да здравствует Федерация!»

Атис засмеялся. Его всегда смешили лозунги. Где бы ты ни был, даже в самой захудалой и нелепой глуши, взгляд всегда отыскивал и упирался в один из очередных дебильных лозунгов! Например, «Миру — мир!» Что это означает? И где висит альтернативный лозунг — «Миру — война!»? На каких приматов он рассчитан? «Планы партии — планы народа!» Половина страны читало это тире как «мину с». Получалось абсолютная нелепица. «Экономика должна быть экономной!» — эту сакраментальную фразу писали на огромных транспарантах в дни праздников и демонстраций. Ее вещали с трибун яростно и убежденно аппаратчики всех рангов, партий, толков и направлений. Даже передовицы газет одно время не появлялись без этой «экономной экономики»!

Или реакционный лозунг Древних Времен — «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Страшно подумать, что было бы, если бы они вдруг взяли и соединились! Мировой пожар, хаос, кровь, планетарные горы трупов! Мечущаяся по планете масса «соединившихся», лихорадочно наводящая порядок там и тут. И в итоге — СУПЕРДИКТАТОР, раздающий из некоего ЦЕНТРА сверхуказания, директивы и обращения к народам Мира. «Корпус быстрого реагирования» этих соединившихся сверхпролетариев, оснащенный сверхтехникой и ядерным оружием, вылетающий на подавление беспорядков на Гаити, островах Японии или у эскимосов Аляски!

Атис Кагайнис был убийца. Воспитавшая его система не заложила в его душу трепетного страха перед фактом смерти человека. Священный ужас, должный охватывать человека при мысли лишить себе подобного жизни, был заменен инструкторами спецшкол на ужас ослушаться или не выполнить приказ, отданный командиром. Долг и верность.

Природный скептицизм ума, ирония — это все не мешало росткам абсолютной верности «долгу» в его душе. Атис Кагайнис ПРИСЯГАЛ ОДИН РАЗ. Он был идеальной «машиной убийства», спущенной с налаженного конвейера Системы.

И та мешанина горьких чуств, обиды и ненависти, что ворочалась сейчас в его голове, она нисколько не задевала тот крохотный участок мозга, где яркими, огненными буквами были выжжены три слова — «ФЕДЕРАЦИЯ — ПРИСЯГА — ПРЕЗИДЕНТ». Он мог сколько угодно смеяться над глупыми лозунгами, над косноязычием идеологов и маразматиков-политиков Системы, но расстрелял бы каждого, кто позволил бы себе то же самое. Его природа была сродни природе фанатиков-фарисеев, противопоставлявших казуистику, демагогию и убежденность в непогрешимости своей, основанной на «боли за благо и судьбу народа», тем простым и ясным идеям, что выдвигал сам народ с помощью своих одиночек-пророков.