Фредерик Пол - Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы

— Ты, очевидно, стал одним из первых замороженных, — прокомментировала она. — 1969-й? Замораживание началось всего несколькими годами раньше.

— Первым в жилом квартале, — улыбаясь, согласился он. — Наверное, деньги заплатила пожарная компания. А грузовик реверса смерти, подарок местного миллионера, возжелавшего иметь его под рукой, появился незадолго до пожара. Но я не думал, что окажусь первым клиентом.

Он попробовал нечто, напоминавшее лук со сметаной, запеченный в тесте, потом сказал:

— Дороти осталась не в самой выгодной ситуации…

— Жена?

Форрестер кивнул.

— Интересно, можно ли что-нибудь разузнать о ней? Как она жила дальше. Что произошло с детьми. Она была молодой, когда я погиб… Так… Ей исполнилось тридцать три. Не знаю, имея умершего и замороженного мужа… вышла бы она вновь замуж… Надеюсь, что вышла. Я хотел сказать… — Он осекся в раздумье, что хотел пояснить.

— Кстати, — продолжил он, — у Хары есть архив. Она прожила еще пятьдесят лет. Умерла на девятом десятке от третьего обширного инфаркта. А за несколько лет до смерти ее разбил паралич. — Он покачал головой, пытаясь представить крохотную блондинку Дороти старой, прикованной к кровати старухой.

— Наелся? — спросила Эдне.

Он немного испуганно вернулся в комнату к Эдне.

— Ужин? Да. Изысканно вкусно. — Она что-то нажала, и стол исчез. Хозяйка поднялась.

— Пойдем. Ты выпьешь кофе. Я заказала его специально для тебя. Музыку включить?

Когда он вник в смысл ее слов и хотел сказать: «Не стоит», она уже включила какую-то музыкальную аппаратуру. Он остановился, прислушался, приготовившись ко всему, но с вожделенной мыслью надеялся на Бартона и musique concrete [1] Конкретная музыка (фр.). . В итоге музыкой оказались скрипки, исполнявшие отвлеченного, интроспективного Чайковского.

Эдне прижалась к нему, источая тепло и пьянящий аромат.

— Тебе надо подобрать квартиру, — сказала она.

Форрестер обнял девушку.

— Наш кондоминиум заселен практически полностью, — задумчиво произнесла она. — Но можно подыскать что-нибудь достойное. Есть пожелания?

— Зная ничтожно мало, трудно ориентироваться.

Девушка произнесла:

— Как приятно. — И тем же тоном, чуть погодя. — Считаю должным предупредить. Я личность естественного течения. Сегодня минус четыре дня М, и я мечтаю только о том, чтобы меня обняли. — Она зевнула и приложила ладонь ко рту. — О, прости.

Она отметила выражение его лица.

— Ты не возражаешь? — садясь, спросила она. — Впрочем, я могу принять таблетку. Чарлз, что с цветом твоего лица?

— Ничего, все в порядке.

Извиняющимся тоном она сказала:

— Прости. Но я действительно очень мало знаю об обычаях камикадзе. Если это ритуальное табу… то тогда прости.

— Это не табу. Недопонимание, не более. — Он взял стакан и протянул его Эдне.

— Добавка существует в доме?

— Дорогой Чарлз, — потягиваясь, сказала она. — Этой дозы достаточно. У меня есть идея.

— Выкладывай.

— Я лично подберу тебе квартиру! — воскликнула она. — Оставайся здесь. Заказывай все, что душе угодно. — Она прикоснулась к невидимой кнопке и добавила: — Если ты не знаешь как, то спроси детей. Они остаются с тобой, чтобы поддержать компанию.

Фреска, занимавшая всю стену, раздвинулась и образовала огромный дверной проем. Форрестеру открылась ярко освещенная, веселая детская, в которой двое малышей гонялись друг за другом вокруг лабиринта-горки.

— Мы поужинали, Мим, — закричал один из них, затем, увидев Форрестера, толкнул второго локтем. Оба молча и оценивающе смотрели на незнакомца.

— Милый Чарлз, надеюсь, ты не возражаешь? — спросила Эдне. — Это одно из проявлений особенности личности естественного течения.

Малышей было двое; мальчик и девочка; по прикидке Форрестера — семи и пяти лет. Они приняли его появление в доме без вопросов.

Хотя, грустно улыбнулся Форрестер, вопросов-то оказалось предостаточно.

— Чарлз! Действительно ли раньше люди ужасно смердели?

— Чарлз! Ты ездил на автомобилях ?

— Когда маленькие дети работали в угольных шахтах, то ели ли они хоть что-нибудь, Чарлз?

— А с чем они играли, Чарлз? С неговорящими куклами?

Он пытался подробно отвечать.

— В мои дни с детским наемным трудом уже было покончено или почти покончено. А куклы разговаривали. Но не очень разумно.

— Когда ты жил, Чарлз?

— Сгорел заживо в 1969-м…

— За колдовство , — пронзительно закричала девочка.

— Нет. Ведьм перестали сжигать лет за сто до того. — Чарлз старался не рассмеяться. — В те дни обычные дома имели свойство загораться.

— Пожар в Шогго! — закричал мальчик. — Корова миссис Лиэри и землетрясение!

— Что-то в этом духе. Но существовали люди, чья работа заключалась в тушении пожаров. И я был одним из таких людей. Только я попал в огненный капкан и погиб.

— Мим однажды утонула, — похвасталась девочка. — А мы не умирали никогда.

— Но как-то ты все же заболела, — серьезно напомнил мальчик. — И ты могла умереть. Я слышал разговор Мим с медоком.

— Дети, ходите в школу? — поинтересовался Форрестер.

Они посмотрели на Форрестера, а затем друг на друга.

— Я хотел сказать, вам достаточно лет, чтобы приступать к занятиям?

— Разумеется, Чарлз, — сказал мальчик. — Кстати, Тант должна прямо сейчас отправиться на урок.

— Как и ты! Мим сказала…

— Мы должны быть вежливы с гостем, Тант. — Мальчик обратился к Чарлзу: — Чем мы можем помочь тебе? Заказать еду? Выпивку? Посмотришь программу? Секс-стим? Хотя, полагаю, ты должен знать, — сказал он извиняющимся тоном, — что Мим как личность естественного течения…

— Да, да, я знаю это, — поспешно сказал Форрестер и подумал: «О Боже!»

Поздно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, вздохнул Форрестер, а про себя твердо решил следовать образу и подобию людей две тысячи пятьсот двадцать седьмого года. Решение он принял чистосердечно и без принуждения.

Но все это напоминало торопливые сборы на вечеринку. Вы опаздываете и приезжаете не в восемь, а в десять, настроение поганое, воротник жмет, накрахмаленная рубашка еще не высохла — вы в мыле, но только потому, что вас облили дети, когда вы контролировали их вечернюю чистку зубов. Хозяин — старина Сэм — потрясающий зануда; а его жена Майра, находясь в обычном запое нувориша, демонстрирует гостям новейшую посудомойку. Завязывается разговор, естественно, о политике. Сэм злобствует и злорадствует.

Но дальше — вторая порция выпивки. Потом — третья. Лица просветляются — приходит раскрепощение и успокоение. Вся орава дружно смеется над вашими плоскими шутками. Тягомотная музыка сменяется танцевальной. И вы втягиваетесь в ритм вечеринки…