Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

С того места, где сидели мы с Джанин — в полном оборудовании жизнеобеспечения, — трудно было разглядеть, что происходит снаружи. За головой Пейтера и жестикулирующими руками Ларви мы могли видеть очертания невообразимо древнего механизма, но только урывками. Только сверкание голубого металла, док для приземления или один из кораблей…

— Дьявольщина! Мы отходим!

— Нет, Пейтер. У этой проклятой штуки небольшое ускорение!

… и иногда звезду. Нам в сущности аппаратура жизнеобеспечения не нужна: Пейтер подводил нас мягко, как будто он был медузой в воде. Я хотел спросить, что это за ускорение, откуда оно, но два пилота были заняты; к тому же вряд ли они знали ответ.

— Вот так. Теперь подводи корабль к яме, средней из трех.

— Почему к этой?

— А почему бы и нет? Потому что я так говорю!

Мы еще минуту или две приближались и наконец застыли в относительной неподвижности. Уравняли скорости и состыковались. Корпус шлюпки точно вошел в яму.

Ларви выключила приборы. Мы посмотрели друг на друга. Мы прибыли.

Или, если сказать по-другому, мы были на полпути. На полпути к дому.

День 1290. Неудивительно, что хичи жили в атмосфере, пригодной и для нас. Удивительно, что эта атмосфера сохранилась после десятков и сотен тысяч лет, как в ней кто-то дышал. И это оказалось не единственным сюрпризом. Другие проявились позже и оказались страшнее.

Не только атмосфера сохранилась. Сохранился весь корабль — в рабочем состоянии! Мы поняли это, как только вошли внутрь и пробы воздуха показали, что мы можем снять шлемы. Голубой металл стен оказался теплым наощупь, и мы чувствовали непрерывную слабую вибрацию. Температура 12 градусов — прохладно, но не хуже некоторых земных домов, в которых я бывал. Хотите угадать, какие первые человеческие слова прозвучали в Пищевой фабрике? Их произнес Пейтер, и звучали они так:

— Десять миллионов долларов! Боже, может, сто миллионов!

И если бы это сказал не он, то кто-нибудь другой из нас. Наша премия будет астрономической. В сообщении Триш не говорилось, действует ли фабрика: она вполне могла оказаться пустым корпусом, лишенным всякого содержимого. Но у нас в руках оказался законченный артефакт хичи, и в рабочем состоянии! Его просто не с чем было сравнивать. Туннели на Венере, старые корабли, даже сами Врата были тщательно очищены от содержимого миллион лет назад. А здесь помещения были обставлены ! Теплая, пригодная к жизни, дрожащая, пронизанная микроволновым излучением, фабрика жила. И совсем не казалась древней.

У нас было мало возможностей для исследования; чем скорее мы направим эту штуку к Земле, тем вернее получим деньги, которые она нам обещает. Мы позволили себе с час побродить, заглядывая в помещения, заполненные большими серыми и голубыми металлическими конструкциями, блуждали по коридорам, ели на ходу и все время сообщали по карманным коммуникаторам друг другу (через Веру все это сразу уходило на Землю), что нашли. Потом принялись за работу. Мы снова облачились в костюмы и начали перемещать первый двигатель.

И тут мы столкнулись с первой трудностью.

Пищевая фабрика не находилась на свободной орбите. Она ускорялась. Что-то двигало ее. Ускорение не очень значительное, всего один процент G.

Но каждый из электрических ракетных двигателей весил больше десяти тонн.

Даже при ускорении в одну сотую G это означает свыше ста килограммов, а ведь еще есть проблема массы, обладающей инерцией. Когда мы отсоединили один конец первого двигателя, он начал отходить. Пейтер схватил его, но долго удерживать не мог. Я одной рукой ухватился за двигатель, другой — за скобу, к которой он крепился, и мы смогли удержать его на месте, пока Джанин обвязывала его кабелем.

Потом мы вернулись в свой корабль и принялись думать.

Мы страшно устали. За три с половиной года в тесном помещении мы отвыкли от тяжелой физической работы. Биологический анализатор Веры сообщил, что у нас накапливаются яды усталости. Мы некоторое время пререкались, потом Пейтер и Ларви отправились спать, а мы с Джанин разрабатывали оснастку, которая позволит закрепить каждый двигатель, направить его к Пищевой фабрике на трех длинных кабелях, регулируемых меньшими направляющими кабелями, так что он в конце пути не столкнется с корпусом и на разобьется на куски. Мы полагали, что за десять часов переместим одну ракету. Для перемещения первой нам потребовалось три дня. К концу этого времени все мы выглядели развалинами, сердцебиение участилось, а мышцы всего тела превратились в сплошную боль. Мы позволили себе выспаться и часа два побродить по фабрике, прежде чем принялись окончательно укреплять первый двигатель перед тем, как привести его в действие. Пейтер оказался самым энергичным из нас; он дальше всех углубился в полдесятка коридоров. «Все кончаются тупиками, — сообщил он, вернувшись. — Похоже, для нас доступна только десятая часть объекта. Разве что прорубим стены».

— Не сейчас, — сказал я.

— Никогда! — решительно заявила Ларви. — Нам нужно только отвезти эту штуку. А стену прорубать начнут только тогда, когда мы получим свои деньги! — Она потерла бицепсы, сложила руки на груди и с сожалением добавила: — И пора начинать закреплять двигатель.

Для этого нам потребовалось еще два дня, но, наконец, мы и с этим справились. Сварочные флюсы, которые нам дали, на самом деле сработали. Насколько мы могли судить по поверхностному впечатлению, соединение прочное. Мы вернулись на корабль и приказали Вере дать десять процентов мощности двигателя.

И тут же ощутили легкий толчок. Двигатель работал. Мы улыбнулись друг другу, и я потянулся к припрятанной бутылке шампанского, которую сохранял для такого случая…

Еще один толчок.

Щелк, щелк, щелк, щелк — один за другим вспыхнули огни. А должен был гореть только один.

Ларви подскочила к панели. «Вера! Какое ускорение?»

На экране появилась диаграмма сил: Пищевая фабрика в середине, стрелки сил направлены в две стороны. Одна от нашего двигателя, который толкает фабрику к Земле; другая — нет.

— Добавочный толчок изменил курс… Ларви… — доложила Вера. — Результирующий вектор дает то же направление и ускорение, что и раньше.

Наша ракета толкала фабрику. Но нам это ничего не давало. Фабрика продолжала двигаться по своему курсу.

День 1298. Итак, мы сделали то, что нам оставалось. Выключили все и завопили: «На помощь!»

Мы спали, ели, бродили по фабрике, мечтая о том, чтобы двадцатипятидневная отсрочка не существовала. Вера нам не очень помогала. «Передавайте полную телеметрию, — сказала она. — Ждите указаний». Что мы и делали.

Через день-два я достал все-таки шампанское, и мы его выпили. При 0,1 G насыщение углекислотой сильнее тяготения, и мне пришлось пальцем закрывать горлышко, чтобы удержать брызжущее шампанское. Но мы все-таки произнесли тосты. «Неплохо, — заявил Пейтер, одним духом выпив свою порцию. — По крайней мере у каждого из нас есть по несколько миллионов».