Фредерик Пол - Врата. За синим горизонтом событий

Харриет уже переместила вещи Эсси из ее комнаты в большой номер отеля. Она даже прислала ее косметику и несколько смен одежды. Я закрылся в номере. Не хотел выходить. Не хотелось видеть бодрых пьяниц в вестибюле отеля, улицы, полные людей, которые благополучно пережили приступ и теперь рассказывали друг другу, каково им пришлось.

Я заставил себя поесть. Потом уснуть. Это мне удалось, но ненадолго. Я долго принимал горячую ванну, послушал музыку. Очень хороший отель. Но когда вслед за Стравинским пошел Карл Орф на похотливые сексуальные стихи Катулла, я вспомнил, как в последний раз был со своей похотливой, сексуальной женой, которая сейчас разбита.

— Убери! — закричал я, и вечно бдительная Харриет отключила музыку на середине ноты.

— Хотите послушать сообщения, Робин? — спросила она через какой-то микрофон.

Я тщательно вытерся, потом сказал: «Через минуту. Можно». — Переоделся в свежую одежду и сел перед коммуникаторной системой отеля. Тут не было полной голографии, но Харриет выглядела похожей, когда взглянула на меня с плоского экрана. Она прежде всего успокоила меня насчет Эсси. Сказала, что данные получает непрерывно, и пока все обстоит нормально. Ну, не вполне хорошо, конечно. Но и не плохо. Харриет передала сообщение личного врача Эсси. Оно сводилось к тому, чтобы я не беспокоился. Вернее, беспокоился не так сильно, как я это делаю.

У Харриет накопилось немало дел. Я утвердил затрату еще половины миллиона долларов на тушение пожара в пищевых шахтах, велел Мортону добиться слушания нашего с Корпорацией дела против этого парня в Бразилии, проинструктировал брокера, какие акции продать, чтобы иметь немного больше свободных средств для ликвидации последствий лихорадки. Потом прослушал наиболее важные новости, закончив сообщением Альберта о последних событиях на Пищевой фабрике. Все это я проделал четко и эффективно. Я принял во внимание, что шансы Эсси на выживание все улучшаются, и поэтому мне не следует тратить энергию на беспокойство. Я не позволил себе думать о том, сколько кровавых комков плоти извлекли из тела, которое я так любил, и это спасло меня от эмоций, которые мне не хотелось испытывать.

В прошлом я несколько лет подряд беседовал с психоаналитиком и обнаружил такие места в голове, которые мне не хотелось иметь. Но так и должно быть. Как только вытаскиваешь их наружу и смотришь на них, что ж, конечно, плохо, но они теперь снаружи, а не внутри, и больше тебя не отравляют. Моя старая психоаналитическая программа — Зигфрид фон Психоаналитик — говорила, что это все равно что сменить внутренности.

Конечно, Зигфрид был прав. Меня вообще приводило в ярость, что он всегда оказывался прав. Но он не сказал, что смена внутренностей никогда не заканчивается. Появляются все новые и новые экскременты, и сколько бы ты их ни видел, к ним никогда не привыкнешь.

Я отключил Харриет, оставив лишь линию для чрезвычайно важных сообщений, и немного посмотрел по пьезовидению какую-то комедию. Выпил немного — в номере прекрасный бар, налил еще. Но на самом деле пьезовизор я не смотрел, и выпивка меня не привлекла. Я в это время выталкивал из головы еще комок экскрементов. Моя дорогая, любимая жена разбитая лежит в больнице, а я думаю о ком-то другом.

Я отключил танцоров и вызвал Альберта Эйнштейна. Он появился на экране, с развевающимися седыми волосами, с трубкой в руке. «Чем могу быть полезен, Робин?» — улыбаясь, спросил он.

— Хочу поговорить о черных дырах.

— Конечно, Робин. Но мы уже много раз об этом говорили…

— К черту, Альберт! Начинай. И мне не нужна математика. Расскажи как можно проще. — Надо попросить Эсси избавить Альберта от таких особенностей.

— Конечно, Роберт, — оживленно ответил он, не обращая внимания на мою вспышку. Пошевелил своими пушистыми бровями. — Ага, — сказал, — хмм. Ну, посмотрим.

— Это для тебя трудный вопрос? — скорее удивленно, чем саркастически спросил я.

— Конечно, нет, Робин. Просто я думал, с чего начать. Начнем со света. Вы знаете, что свет состоит из частиц, называемых фотонами. У них есть масса, и они могут оказывать давление…

— Не так издалека, Альберт.

— Хорошо. Черная дыра начинается с недостатка светового давления. Возьмем большую звезду — голубой гигант класса О, скажем. В десять раз массивнее Солнца. Она так быстро сжигает свое ядерное топливо, что живет всего миллиард лет. Ее коллапсу препятствует давление излучения — назовем его световым давлением — от реакции превращения водорода в гелий. Но вот водород кончается. Световое давление прекращается. Звезда коллапсирует. Она делает это быстро, Робин, очень быстро, может быть, за несколько часов. И звезда в миллионы километров в диаметре сжимается всего в тридцать километров. Это понятно, Робин?

— Пожалуй, да. Продолжай.

— Что ж, — сказал он, зажигая трубку и несколько раз затягиваясь, — меня всегда интересует, получает ли он при этом удовольствие, — это один из способов образования черных дыр. Его можно назвать классическим. Помните об этом, а мы перейдем к следующей части — к скорости убегания.

— Я знаю, что такое скорость убегания.

— Конечно, Робин, вы ведь опытный старатель. Предположим, вы находитесь на Вратах и бросаете камень с их поверхности. Он, вероятно, вернется назад, потому что даже астероид имеет поле тяготения. Но если вы бросите его достаточно быстро, может, со скоростью сорок-пятьдесят километров в час, он не вернется. Вы достигли скорости убегания, и камень улетит навсегда. На Луне нужно бросить еще сильнее — со скоростью два-три километра в секунду. На Земле еще сильнее — больше одиннадцати километров в секунду.

— Теперь, — продолжал он, наклоняясь, чтобы выколотить пепел из трубки и набить ее снова, — если вы, — пуф, пуф, — если вы находитесь на поверхности объекта с очень, очень большим тяготением, то положение ухудшается. Допустим, тяготение так велико, что скорость убегания превышает триста десять тысяч километров в секунду. Камень нельзя бросить так быстро. Даже свет не распространяется так быстро. Так что даже свет, — пуф, пуф, — не может улететь, потому что его скорость на десять тысяч километров ниже скорости убегания. А как вы знаете, если свет не может уйти, то не может и ничего: это Эйнштейн. Если простите мне мое тщеславие. — И он на самом деле подмигнул мне из-за трубки. — Так возникает черная дыра. Она черная, потому что ничего не излучает.

Я сказал: «А как же корабли хичи? Они движутся быстрее света».

Альберт печально улыбнулся. «Тут вы правы, Робин, но мы не знаем, как они могут двигаться быстрее света. Возможно, корабль хичи и мог бы уйти из черной дыры, кто знает? Но у нас нет никаких доказательств этого».