Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)

Тут-то и появился он.

То есть, не появился. Он как будто был всё время, следил за мной. Нащупывал какие-то каналы, какие-то флюиды, чтобы заговорить со мной – мысленно.

Ты пришёл…

– Ага…

Я хотел сказать, что меня прислали, и я пришёл, но тут же понял, что не знаю, кто меня прислал. Кажется, я вообще не знал, как его зовут.

Что там дальше-то в тексте… ах да, страдания. Мы предоставили вам… мы переслали… нет, не так.

– Это… страданий вам… достаточно?

Нам не нужны страдания.

Вот так – как обухом по голове. Не нужны страдания. Что говорить, я не знаю, в инструкции такое не предусмотрено.

– Это… вы мне артефакт должны.

У нас нет никакого артефакта.

И это тоже не предусмотрено в инструкции.

– Но как же… вы мне должны… камень…

В глубине души чувствую, что ничего они мне не должны. И вообще они меня видят первый раз. Равно как и я их.

Если ты хочешь камень, мы дадим тебе камень. А артефакта у нас нет.

– Ну, дайте хоть камень… не идти же мне отсюда с пустыми руками…

Что-то синее, осклизлое взметается из волн, бросает к моим ногам крапчатую обкатанную гальку. Любил такую собирать в детстве, и правда приписывал ей какие-то сверхъестественные свойства. Если гальку спрятать за пазуху, не будут трогать собаки, не будут трогать большие мальчишки, а если пронести гальку на урок, контрольную не завалишь…

Теперь-то знаю, что всё это выдумки, не более. Беру гальку, всё-таки что-то лучше, чем ничего. Кому-то так надо, чтобы я пришёл сюда. И чтобы пришельцы дали мне камень.

Хочу уходить. Спохватываюсь. Чёрт меня дери, я же говорю с пришельцами из космоса, настоящими пришельцами. Так тоже бывало только в детских фантазиях, когда в каждом тихом омуте чудились черти.

Забываю про холод, наклоняюсь над водной гладью.

– Это… а вы кто?

Мы не знаем.

Отвечают так, что я понимаю: они и правда не знают. Кто-то создал их, но кто-то забыл сказать им, кто они такие.

– А вы как сюда попали?

Они не знают. Этого они тоже не знают. Они, неведомые, почти невидимые там, в глубине волн. Хочу спросить про них ещё что-то, кто, откуда, зачем, чувствую, что они не ответят, сами ничего не знают…

Мы погибаем.

Это я услышал чётко. Даже очень чётко. Оборачиваюсь, оторопело смотрю на волны.

Мы погибаем. Здесь. На чужой земле. В чужой атмосфере.

– А что так?

Спрашиваю, уже не беспокоюсь о том, что говорю вслух.

Мы не знаем.

– Состав воздуха не тот?

Молчание.

– Гравитация?

Они не знают.

– Магнитные поля?

Нет.

Начинаю чувствовать их боль, почти физически – боль некогда великого народа, оторванного от родной земли, народа, обречённого на смерть. Спрашиваю, что я могу сделать для них, чувствую – они и сами не знают.

Глава вторая

Пожалуйста, не судите строго, это мой первый гениальный роман

Я проснулся, как всегда, в семь тридцать, выпил кофе и поехал на работу…

(нет, как-то слишком скомканно получилось, надо бы ещё добавить пару строчек… А вот, пусть у него машина не заводится…)

Машина, как назло, долго не заводилась, наконец, она завелась, и я поехал. Было солнечное утро. Пели птицы. Внезапно на дорогу выскочила чёрная девятка и врезалась в дерево. Я остановился. Из девятки вышел человек лет тридцати с жёлтыми прокуренными зубами.

– У меня сломалась машина, – сказал он, – ты должен меня подвезти. Ты должен мне помочь.

– Куда я должен тебя отвезти? – спросил я.

– Лесная, дом девять. Я должен передать хозяину дома этот камень.

Я согласился, мы сели в мою машину и поехали.

ПЛАН ЖИЗНИ

Опубликовать гениальный роман

В 20 лет уйти на заслуженный отдых, жить на гонорары

В 30 лет получить Нобелевскую премию

…нужно ещё подумать, на что я потрачу Нобелевскую премию.

Не глава и не вторая

Ч-чёррр-т…

Крепенько он в дерево на своей тачке врезался, самоубийца, что ли… а что, очень похоже. У меня приятель вот так попал, ехал-ехал, видит, стоит на дороге мужик, хоп – прыгнул ему под машину. Видно, достало всё…

Торможу. Я-то какого чёрта торможу, меня шеф с потрохами сожрёт и добавки попросит, если опять припрусь чёрт знает во сколько. Нет, торможу, что-то как будто двигает моими руками и ногами, заставляет жать на тормоз…

Выхожу. И вот, блин, не хочу, а выхожу, как под гипнозом, вот рассказать кому, не поверят, что так бывает. Иду к чёрной девятке, оттуда выбирается неказистый человечишко, скалит прокуренные зубы.

– Помочь? – спрашиваю.

Человечишко разводит руками: чем ты мне тут поможешь…

Ещё не знаю, что делать, ещё только раздумываю, а что-то уже колотится в мой мозг, приказывает посадить человечишку в машину, везти на Лесную, девять…

Какого чёрта…

– Вы гипнотизёр?

– И близко нет.

– Тогда почему…

– Ну… как тебе объяснить… – он щёлкает пальцами, подбирает слова, – всё равно не поймёшь.

– Почему?

– Я сам не понимаю.

Не успеваю спросить, чего он там не понимает, в голову колотится новая мысль: камень, камень, я должен доставить камень…

– Камень.

– А?

– Камень покажи.

– Какой тебе камень показать, в почках, что ли? – человечишко смеётся, наконец, вытаскивает из кармана крапчатый булыжник.

– И?

– Что и?

– И… что он умеет?

– Ничего.

– Тогда зачем он?

Он отмахивается, мол, не спрашивай, я сам не понимаю. Я тоже не понимаю, почему я должен везти его на Лесную девять, чувствую только, я не могу не везти его на Лесную девять…

Устраиваемся в машине, ещё спрашиваю себя, как это он так бросил свою машину. Пусть даже разбитую в хлам. Уже знаю, что не получу ответа.

Спохватываюсь.

– А тебя как зовут?

Он смеётся:

– Никак.

– Это как это?

– Это так это, – он смотрит на меня, посмеивается, – а тебя как зовут?

Уже готовлюсь ответить, понимаю, что я и сам забыл своё имя.

– Слушай, не помню… как гипноз какой-то…

– А работаешь где?

Стучу себя по лбу, будто пытаюсь выколотить воспоминания. Не выколачиваются. Если это гипноз, то какой-то очень сильный, не перебороть. И этот человечишко меньше всего похож на гипнотизёра, хотя откуда я вообще знаю, как выглядят гипнотизёры…

– Ты не биолог случайно?

Думаю, почему я должен быть биолог, вытряхиваю из памяти, не вытряхивается.

– Случайно нет. А что?

– А то. Эти там вымирают. Помочь им надо.

– Вымереть?

– Выжить.

– Эти, там. В океане. Земная атмосфера им, что ли, какая-то не такая, или притяжение какое-то не такое, не знаю я.

Ясно… что ничего не ясно. Снова пытаюсь освободиться от наваждения, снова не могу.

Дорогая редакция, не получил от вас ответа. Должно быть, моё письмо где-то затерялось, или не дошло. На всякий случай посылаю вам ещё раз. На интернет-форумах говорят, что мой гениальный роман – отстой, но они ничего не понимают. Они ещё пожалеют об этом, когда мой гениальный роман разойдётся миллионными тиражами.