Айзек Азимов - Фантастическое путешествие II

— Но в моем случае действительно было похищение.

— Многие поверят, что и меня тоже похитили, или предпочтут поверить. Десятки кризисов удалось погасить таким образом.

— Если ты будешь настаивать на том, что хочешь остаться в Соединенных Штатах...

— Тогда я больше никогда не увижу своего ребенка, да и моя жизнь будет в опасности. Кроме того, я не хочу лететь в Соединенные Штаты.

Моррисон был удивлен.

Калныня спросила:

— В это так трудно поверить? А ты хочешь остаться в Советском Союзе?

— Конечно же нет. Моя страна... — он замолчал.

Она сказала:

— Вот именно. Ты постоянно говоришь о гуманности, о важности глобального взгляда на мир, но если добраться до твоих чувств, то там окажется твоя страна. У меня тоже есть страна, язык, литература, культура, образ жизни. Я не хочу отказываться от всего этого.

Моррисон вздохнул:

— Ты права, Софья.

Калныня сказала:

— Я не могу больше оставаться в этой комнате, Альберт. Нет никакого смысла ждать. Давай спустимся в автомобиль, и я отвезу тебя к шведскому самолету.

— Он, наверное, еще не прилетел.

— Тогда мы будем ждать на аэродроме и, по крайней мере, я буду уверена, что как только он прилетит, ты сразу же взойдешь на его борт. Я хочу убедиться в том, что ты спокойно улетишь. А вот потом я хочу увидеть его лицо.

Она вышла из комнаты и начала спускаться по лестнице. Моррисон поспешил за ней. Они прошли по коридору, покрытому ковром, и вышли с другой стороны отеля. Там, у стены, стоял сверкающий черный лимузин. У Моррисона на мгновение перехватило дыхание:

Это — роскошная машина. Ты сможешь ее вести?

Калныня улыбнулась... и замерла. Из-за угла отеля вышел Конев. Он остановился, и какое-то время они неподвижно стояли, словно пара Горгон, каждая из которых превратила другую взглядом в камень.

Первым заговорил Моррисон. Он слегка хрипло произнес:

— Ты приехал проводить меня, Юрий? Если так, то прощай, я улетаю.

Он сам почувствовал фальшь своих слов, сердце его заколотилось. Юрий бросил быстрый взгляд на него и вновь повернулся к Софье. Моррисон сказал:

— Пойдем, Софья.

С таким же успехом он мог и ничего не говорить. Когда она, наконец, заговорила, ее слова были обращены к Коневу.

— Что ты хочешь? — резко спросила она.

— Американца, — ответил Конев тоном не мягче. — Я его увожу.

— Нет. Он нужен нам. Он нас обманул, — голос Конева стал спокойнее.

— Это ты так говоришь, — ответила Калныня. -----У меня есть приказ. Я должна посадить его на самолет и увидеть, как он взлетит. Ты его не получишь.

— Он нужен не мне, а стране.

— Говори, говори. Скажи, что он нужен Священной Матери России, и я рассмеюсь тебе в лицо.

— Этого я не скажу. Он нужен Советскому Союзу.

— Ты думаешь только о себе. Уйди с моей дороги.

Конев сделал несколько шагов и преградил им путь к автомобилю:

— Нет, ты не понимаешь, как важно, чтобы он остался. Поверь мне. Мой доклад уже в Москве.

— Не сомневаюсь и даже догадываюсь, у кого. Но этот старик ничего не сможет сделать. Он не посмеет и слова сказать в Президиуме, а если и посмеет, Альберт будет уже далеко.

— Нет, он не улетит.

Моррисон сказал:

— Я сам позабочусь о нем, Софья. Открой дверь машины.

Он слегка дрожал. Конев был не очень крупным мужчиной, но выглядел крепким и выносливым. Моррисон не считал себя удачливым гладиатором. Калныня подняла руку, повернув ее ладонью к Моррисону:

— Стой там, Альберт.

Она вновь обратилась к Коневу:

— Как ты собираешься остановить меня? У тебя есть оружие?

Конев удивился:

— Нет, конечно, нет. Это запрещено законом.

— Неужели? А вот у меня есть.

Она вытащила из кармана жакета маленький пистолет, почти полностью скрывшийся в ее ладони. Конев отшатнулся, его глаза расширились.

— Это станнер.

— Конечно, пострашнее, чем пистолет, не так ли? Я предполагала, что ты можешь вмешаться, поэтому я подготовилась.

— Это противозаконно.

— Тогда заяви обо мне, и я в свое оправдание сошлюсь на необходимость выполнить свои обязанности несмотря на твое преступное вмешательство. Пожалуй, я получу благодарность.

— Не получишь, Софья...

Он сделал шаг вперед. Она отступила,

— Не подходи. Я могу выстрелить даже сейчас. Помнишь, что с человеком делает станнер? Он взрывает твой мозг. Ты ведь так мне это объяснял? Ты потеряешь сознание и придешь в себя с частичной амнезией. Чтобы выздороветь, тебе потребуются часы, а может быть, и дни. Я даже слышала, что некоторые люди больше никогда не выздоравливали. Представь, что твой замечательный мозг никогда не восстановится.

— Софья... — повторил он.

Она произнесла сквозь сжатые губы:

— Ты называешь меня по имени? Почему? Последний раз ты сделал это, когда сказал: «Софья, мы больше никогда не будем разговаривать, никогда не будем смотреть друг на друга». Убирайся и держи свое слово, ты, жалкий...

(Она употребила русское слово, которое Моррисон не понял).

Конев в третий раз произнес побелевшими губами:

— Софья... Выслушай меня. Можешь считать, что каждое мое слово — ложь, но выслушай. Этот американец представляет собой смертельную угрозу Советскому Союзу. Если ты любишь свою страну...

— Я устала от любви. Что она сделала со мной?

— А что она сделала со мной? — прошептал Конев.

— Ты любишь только себя, — с горечью сказала Калныня.

— Нет. Ты постоянно повторяешь это, но это не так. Если я хоть сколько-нибудь уважаю себя, то потому, что только я могу спасти страну.

— Ты веришь в это? — изумилась Калныня. — Ты что, действительно веришь в это? Да ты сумасшедший.

— Нисколько. Я знаю, чего стою. И я никому не позволю удержать меня, даже тебе. Ради нашей страны и нашей работы я должен был расстаться с тобой. Я должен был расстаться с моим ребенком. Мне пришлось разорвать себя на две части и отбросить лучшую из них.

— Твоим ребенком? — переспросила Калныня. — Ты что, признаешь ответственность?

Конев опустил голову:

— Что я мог сделать? Ничто не должно было мешать работе. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. И я всегда знал, что это мой ребенок.

— Тебе так нужен Альберт?

Ее станнер не дрожал.

— Ты готов признать, что это твой ребенок, что ты любишь меня, я поверю, ради этого отдам тебе Альберта, а потом ты снова от всего откажешься? Как же мало ты меня знаешь!

Конев покачал головой:

— Как мне убедить тебя? Хорошо, если я сознательно отказался от всего, что имел, то я не могу рассчитывать получить все это назад, не так ли? Ну что ж, может быть, ты отдашь мне американца ради нашей страны? Позволь мне объяснить тебе всю необходимость в этом.

— Я не желаю слушать твои объяснения.

Калныня бросила взгляд на Моррисона:

— Ты слышишь его, Альберт? Ты не представляешь, с какой жестокостью он отшвырнул прочь меня и мою дочь. А теперь он ждет, что я поверю в то, что он всегда любил меня.