Анджей Земяньский - Бреслау Forever

— Все они связывались с химиками. Не пытайся этого делать.

Сташевский испустил тяжкий вздох.

— Ты знаешь, а это неплохая идея.

— Не делай этого!

— Так ведь это и вправду клёвая мысль.

— Славек, помни. Их всех уже нет в живых.

— Мы тоже когда-нибудь умрем, как и все другие. Но ассоциация хороша. Благодарю.

Грюневальд пришел в кабинет Кугера. Тот, как обычно, сидел с сигаретой во рту, большая кружка кофе рядом, и изучал дела. На часах было тринадцать минут второго дня.

— А ты знаешь, что подарил мне гениальную идею? — начал Грюневальд.

— Какую?

— Я написал письмо профессору Бухвальдту из Берлина. — Он присел на стул. — Задал ему вопрос, как можно взорвать человека изнутри. И погляди, что он написал мне в ответ. — Он развернул шелестящий лист.

— Ты все еще возишься с тем старым делом? Впрочем… Кугер замялся, — ведь ты же сам отстранил меня от него. — Он отложил сигарету, сделал глоток кофе. — Я пораженец. — Еще один глоток. — Ты только скажи, с какой скоростью наши соединения валят из-под Москвы? Сто километров, как у порше, не смогут. Ведь там нет дорог, а у них нет порше.

— Mein Gott! Можешь гоняться за своими обычными ворами и бандитами! — выкрикнул Грюневальд. — Когда же придет время защищать Фатерланд, беги в тыл, потому что одной рукой пистолет не перезарядишь.

Кугер одарил приятеля теплой улыбкой.

— Вот! — Он вытащил люггер из кобуры и перезарядил, уперев в край столешницы. — Могу! — Он рассмеялся. — Хуже дело с заменой обоймы, но ведь всегда можно кого-нибудь попросить. — Он склонился к Грюневальду. — Конечно, если рядом будет кто живой, кроме поляков и русских. Потому что, знаешь… думаю, они мне не помогут.

— У тебя какая-то навязчивая идея. У тебя просто навязчивая идея! Мы победим!

— Это у меня навязчивая идея? А кто тут говорил, что у нас имеются самые надежные и сильные союзники в этой войне? Ты? И где теперь США вместе с СССР? Возможно, мне так только кажется, но они, вроде, торчат с другой стороны фронта.

— Италия с Японией.

Кугер только рукой махнул.

— А ты знаешь, что такое триста тысяч поднятых вверх рук?

— Не знаю.

— Это итальянская армия, идущая в наступление.

Даже Грюневальд усмехнулся.

— А Япония находится слишком далеко, — продолжал Кугер.

— Они сражались с Россией!

— Это так, но сейчас перед ними большая проблема. Не хочу быть плохим пророком, но эта проблема, по-моему, их придавит.

— Тебе бы только ничего не делать.

— Ну да. Ничегонеделание было бы неплохим выходом из ситуации. Только это нужно было делать еще до войны. Сейчас уже поздно.

— Изменник!

— Нет. Просто я читаю слишком много газет. И, к сожалению, даже из официальных сообщений могу делать выводы.

— Перестань!

— Так, так. К примеру, я читал, что японцы направили на США две тысячи бомб. Но, поскольку близко к континенту подобраться не могли, эти бомбы они подцепили к воздушным шарам и воспользовались ветром. Якобы, одна из них сделала воронку в клумбе, а вторая свалила дерево в национальном парке. Остальные не долетели.

— Не язви.

Но инстинктивно он представил эти две тысячи бомб на воздушных шарах. Его германский, прецизионный ум быстро вычислял соотношение территорий, занятых промышленными зданиями или городами к неугодьям, лесам и полям. Его германский разум запротестовал против чужой глупости. Или акта отчаяния.

— А почему бы и нет? Но мне интересно, какие бомбы американцы сбросят на Японию, причем, не цепляя их к воздушным шарикам. — Кугер вынул из ящика стола атлас мира и начал его перелистывать. — Ну, Токио, это само собой, а потом ближе всего у них Хиросима, Нагасаки и парочка других. Посмотрим, что они выберут. Только ведь они тоже денежки считают. Скорее всего, полетят поближе.

— Ну да, ну да. — Грюневальд сел на стул для допрашиваемых и тоже скорчил издевательскую мину. — А еще американцы прибудут в Германию. Маршируя по дну океана! — расхохотался он.

— А зачем маршировать? Не лучше ли приплыть на корабле?

— Наши подлодки их топят!

— Тогда пускай они еще научаться летать, чтобы топить их самолеты.

— Mein Gott! — Как это тебя еще не арестовали? Это просто чудо какое-то.

— Я верю в чудеса. А кроме того, раз в своей собственной стране я ничего плохого не сделал, так чего мне опасаться ареста? Я обычный, серенький чиновничек, который хватает воров. Работа такая.

— Ты оскорбляешь фюрера!

— Ты про этого идиота Гитлера? Который завел нас в это дерьмо? Я уже говорил тебе… Но ты мне не верил. Видал я его в заднице.

— Тииии… Тебя и вправду арестуют. — Грюневальд по-настоящему был напуган тем, что говорил Кугер.

Его приятель только пожал плечами.

— Ты действительно считаешь, будто здесь есть подслушка? Раз ты такой правоверный нацист, так чего ты боишься?

— Ты с ума сошел.

— Ответь.

Грюневальд поднялся со стула и начал кружить по кабинету. Трясущимися руками он вытащил сигарету, закурил. Но не ответил.

— Так ты хочешь узнать содержание письма от берлинского профессора? — спросил он через какое-то время, чтобы отвести внимание от идиотской и крайне опасной темы дискуссии.

— Хочу.

— Так вот. Через пару недель он ответил, что взрыв «изнутри человека» возможен. Достаточно проглотить перманганат натрия и выпить серной кислоты.

— О, Матерь Божья! — Кугер чуть не разбил себе голову, ударившись ею в документы, что лежали у него на столе. — Ты можешь представить себе человека, который жрет перманганат и запивает его кислотой? У него были бы фиолетовые губы и обожженная ротовая полость. Мы же ничего подобного не видели.

— Еще можно проглотить какое-нибудь взрывчатое вещество. Эффект будет даже сильнее.

— Боже! Я уже боюсь увидеть завтрашнее меню в нашей столовке. «На завтрак — динамит. На обед — гранаты, заправленные английской пластиковой взрывчаткой, а на десерт — компотик из нитроглицерина». Возможно, это даже будет вкусно. Если прибавят чуточку огнеметов, то будет совсем неплохо. И тепло.

— Да перестань же ты издеваться!

— По-видимому, у тебя что-то с мышлением, Альберт. — Кугер щелкнул пальцами. — Подумай вот о чем. Раз у них не было подобных следов на теле, то…

— Может, они глотали это в стеклянных капсулах?

— Ага! А потом били себя кулаком по пузу, чтобы разбить капсулы перед тем, как их высрать.

Он сидел, словно памятник, абсолютно неподвижно.

— А ты как думаешь?

— Мне кажется, что ты должен сконцентрироваться на повторяемости случаев. Все они делали одно и то же. Мало того: в каждом деле, в каждом случае повторялись одни и те же события. Те же самые предложения. Те же самые слова.

— Откуда ты можешь знать, что они говорили?