Иван Крамер - Машины Российской Империи

– На связи! Как слышно? Мы взяли их.

Он приник к воронке ухом. Донесся голос графа, но слов было не разобрать. Выслушав ответ, Чосер снова заговорил:

– Да, следили с самого холла. Конечно, потайные окна и глазки, а также ходы между стен – одна из самых удачных твоих идей, о великий брат мой!

Заяц медленно встал на колени и стал оглядываться с таким видом, будто удар Кариба вышиб из него всякое понимание происходящего.

– Разоружены и безопасны! – хохотнул человек-лоза, отвечая на вопрос графа. – Мы немедленно ведем их к тебе, в твою удивительную библиотеку, это скопище знаний вселенной – спешим, шагаем, маршируем в ногу!

– Когда-нибудь ты захлебнешься словами насмерть, – проворчал Кариб. – Заткнись и делай дело.

– Как ты сегодня разговорчив, мой крепкошкурый друг! – восхитился Чосер, оборачиваясь. – Столько всего сказал зараз – смотри, как бы не отказал язык.

– Идите к двери, – Кариб повел обрезом. – Не к этой, к той.

Я шагнул, куда было сказано, но яростно сверкающая глазами Электра осталась на месте, и Кариб проворчал:

– Я болтать, как он, не буду. Выстрелю по ногам – поползешь.

Человек-кулак сказал это без угрозы, вообще без всяких чувств, будто сообщал простой факт вроде того, что собирается выпить стакан воды, – и тем убедительнее прозвучали его слова. Девушка скрипнула зубами и под хохоток Вуки направилась вслед за мной. Заяц догнал нас у двери. Его пошатывало, и я взял его за шиворот, помогая идти.

В коридоре Эли прошептала:

– Трусость – опасная зараза.

– Глупые люди путают трусость с осторожностью, – ответил я.

Она шумно вздохнула, засопела почти как Заяц и широко зашагала дальше, опередив меня.

– Куда торопишься, милая? – крикнул сзади Чосер. – Смерть не уйдет от тебя. Каждого из нас она поджидает в конце пути, и вопрос лишь в том, кого раньше старуха примет в свои костлявые объятия.

Библиотека оказалась большим помещением с рядами уходящих в темноту высоких, до потолка, шкафов. Пустых. Там не было книг! В немом изумлении я оглядел голые полки. Они вызывали чувство тревоги.

Перед дверью стояли столик, стул и две софы. На одной сидел, положив ногу на ногу, Бальтазар Цепеш, облаченный в синие панталоны, пиджак с кружевами на рукавах, в шапочке с пышным восточным узором и торчащим сбоку алым перышком. Он держал перламутровый мундштук с тонкой сигарой, на шее был небрежно повязан синий платок.

Бальтазар рассеянно кивнул при виде нас. Во всем облике графа были изящество и сила. На столе перед ним стояли фарфоровый графин и три высоких бокала, в одном было налито нечто темно-красное, показавшееся мне в тусклом освещении почти черным. Вспомнив рассказ Электры, я подумал, что в бокале кровь, и в который раз одернул себя: брось чудить!

– Красивая пепельница, – тихо сказала Электра.

По крайней мере, та была необычной – миниатюрная Эйфелева башня с откинутой на петле верхушкой. Мы с девушкой хорошо разглядели рисунок на столе возле радиоустановки и теперь уставились на пепельницу во все глаза.

Мистер Чосер, обойдя нас, остановился возле брата, и я отметил фамильную схожесть их черт. Непохожи были только глаза – у Вуки обычные, а у Бальтазара огромные, нездорово выкаченные. Такие, наверное, могли принадлежать какой-нибудь глубоководной рыбе.

– Каких птенчиков мы доставили к тебе в руки, а? – Вука осклабился. – Съешь их сырыми или сначала хорошенько прожарим?

Я исподтишка разглядывал графа. Он был больше младшего брата не просто физически, с первого взгляда Бальтазар Цепеш казался более крупной личностью. Вука, при всей его пугающей изменчивости и коварстве, выглядел суетливым, лукавым, дерганым и, в сравнении с графом, попросту мелким. Бальтазар отличался от него разительно. То, что в младшем брате я бы назвал игривостью – его привычку забавляться с людьми, как кошка с мышью, – у старшего превращалось в изящный артистизм.

– Что же, я приветствую наших незваных гостей, – произнес Бальтазар, выпустив в потолок струю сизого дыма. – Вы трое прибыли в замок вместе?

– А, по-моему, нет, братец, – весело ответил Вука.

Взгляд, которым старший брат наградил его, был не слишком добр. Мистер Чосер развязной походкой прошелся вокруг стола и присел на его край. Кариб оставался позади нас.

– Вы, как я понимаю, довольно бойкий юноша, – обратился ко мне граф задумчиво, словно размышляя над какой-то дилеммой. – Расскажите мне, как попали в замок?

Еще по дороге сюда я усиленно размышлял, какую линию поведения избрать, и уже в библиотеке понял, что лгать напропалую нет смысла. Чосер с Карибом могут в любой момент убить меня по приказу графа – если тот решит, что нам незачем тратить время на разговоры. Уж не об этом ли он сейчас размышляет? Раз так, то лучше мне отвечать на вопросы, мешая правду и ложь. Заинтересовать их, заставить слушать. И чтобы спастись, и чтобы услышать, что они скажут в ответ. Важно при этом ничем не выдавать себя, не проявлять никаких чувств, не раскрываться перед врагами.

Игнорируя брошенный искоса презрительный взгляд Электры, я заговорил:

– Я следил за этими двумя от московского порта. Мы прибыли в Будапешт в одном дирижабле, потом…

– Вот как! – воскликнул Чосер. – Милый, дорогой вы мой юный человек, а не присутствовали вы случайно ночью на смотровой галерее, не прятались ли там… уж не знаю где, наблюдая за двумя господами, пришедшими, дабы насладиться ночным пейзажем? Сдается мне, я тогда уловил некий дух… эманации чужого присутствия… едва уловимые флюиды… этакие… такие… ну, вы понимаете, – он повел в воздухе рукой, шевеля длинными пальцами.

– Опять болтает, как пьяный священник на проповеди, – проворчал Кариб сзади.

Дождавшись, когда человек-лоза замолчит, я продолжал:

– Потом в Будапеште я вслед за ними попал в подземный цех и оттуда пробрался на баржу. Ту, что вы сожгли молнией. Довольно впечатляющее оружие дальнего боя.

– Мы называем его оружием массового уничтожения, – пояснил граф. – И это только один из образчиков, имеющихся в нашем распоряжении.

Я кивнул с безучастным лицом и снова заговорил:

– В подземном цехе соскреб немного вещества со стенки бункера и поджег. Совсем немного, но результат… Могу представить, что будет, когда взорвутся все те бочки, которые вы привезли сюда, а теперь собираетесь отправить в Париж.

Ноготь безымянного пальца щелкнул по мундштуку, и столбик пепла просыпался на ковер. Я мысленно поздравил себя: тактика действовала. Своим невольным жестом граф подтвердил, что я попал в цель – железные бочки предназначены для Парижа. И в то же время я не сказал ничего, о чем они не могли без особых трудов догадаться и сами.