Сэмюэль Дилэни - Вавилон - 17 [Вавилон - 17. Нова. Падение башен]

— Эй, парень! — окликнул его Джон и пошел через улицу.

Парень быстро обернулся и пустился бежать.

— Подожди! — крикнул Джон и побежал за парнем.

Он нагнал его в конце квартала, схватил за плечо и прижал к стене. Одна его рука локтем уперлась парню в грудь, другая держала запястье.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, — сказал Джон, — мне надо только поговорить с тобой.

Парень сглотнул и ответил:

— Я не знал, что пачкаю ваш дом, сэр.

— Это не мой дом, — сказал Джон, сознавая, насколько лучше он одет. — Что писал? Откуда ты это взял?

— А?

Джон отпустил его.

— Ты начал писать на стене. Зачем? Где ты слышал эти слова? Кто тебе их сказал?

Парень потряс головой.

— Послушай, — сказал Джон, — я не собираюсь донимать тебя. Как тебя зовут?

Черные глаза рыскнули по сторонам и снова остановились на лице Джона.

— Кино. Кино Нлов.

— Ты из Адского Котла?

Глаза Кино обежали собственные лохмотья, затем одежду Джона и его лицо.

— Идешь в ту сторону?

Кивок.

— Я пройдусь с тобой. Ты хотел написать: «Ты попал в ловушку в тот яркий миг, когда ты узнал свою судьбу». Правильно?

Кино кивнул.

— Я видел много таких надписей. Ты, видно, здорово потрудился.

— Не все писал я.

— Я так и думал. Но откуда ты это взял, я хочу знать, кто первый это написал.

Кино шел и некоторое время молчал.

— Допустим, я первый написал, — наконец сказал он. — Что вам от этого?

Джон пожал плечами.

— Так вот, я написал первый, — сказал Кино, как бы не надеясь, что ему поверят, и добавил: — Не я первый сказал это, но написал первый. А затем увидел, что это было написано мелом в трех местах, где я не писал, и подумал, что дело получается и в самом деле занятное.

— Почему?

Кино хохотнул.

— Потому что я знал, что так будет, знал, что другие тоже начнут писать, начнут думать об этом, удивляться. Я подумал, что это самая забавная вещь в Торомоне. Вот ведь и вы тоже задумались, верно? — Голос его стал угрюмым. — И никто не гнался за мной, как вы.

— Я же не сделал тебе ничего плохого.

— Ну, — Кино пожал плечами, — не сделали. — И снова хохотнул.

— Кто тебе сказал эти слова?

— Мой друг. Друг. Убийца, вор, поэт. Он шлялся с бандой недов в Котле.

— Как ты познакомился с ним?

Кино поднял густые черные брови.

— Я тоже шлялся с ними.

— Как его зовут?

— Вал Ноник.

— Когда он тебе это сказал?

— Вчера утром.

Интерес Джона усилился.

— Что за человек этот убийца, вор, поэт, предводитель ваших недов? И почему ему вздумалось сказать тебе это вчера утром?

— Зачем вам знать об этом? Вы все равно не поверите.

— Сам не знаю, зачем, — ответил Джон. — Как ты говорил, это заставляет задуматься. Но я поверю.

— Занятный вы мужик. И говорите странно, вроде недов. В каком смысле?

— Вы хотите знать странные вещи, готовы поверить во что угодно. То, что сказал мне Вал, делает человека недом. Он сказал, что, когда парень ткнется мордой в реальный мир, он озлится, захочет узнать, как это действует, и поверит любому, кто скажет, как — неважно, правильно или нет.

— Это сказал Вал Ноник?

— Ну. А откуда на вас, фраере, такие шикарные шмотки? — Кино снова захохотал. — Так говорят неды.

— Я был в каторжных рудниках, шкет, и язык, которым ты бахвалишься и называешь языком недов, — просто-напросто жаргон карманников. Он достаточно известен.

— Вы были в рудниках? — удивленно спросил Кино и похлопал Джона по плечу. — Голова!

— Ну, так что же с Валом Ноником?

— Ладно, думаю, вреда не будет, расскажу. Вы вообще-то знаете о недах?

— Когда-то знал, но давно. Тогда они еще так не назывались, и жаргон, которым ты щеголяешь, употреблялся редко. Я слышал его от двух ребят в рудниках.

— A-а! Ну так вот, жили-были три банды. Компания в них собралась пестрая. Были такие бедовые, что их ничем не остановишь, пока не сыграют в ящик; были чокнутые, недоделки; обезьяны и гиганты с материка, богатые сыночки из центра города, много с окраины, а больше всего из середины между ними. Да, и марухи тоже, такие ведьмы, что только ну. Да, три банды: банда Вала, и я был в ней, конечно; затем банда под командой обезьяны под именем Джеф. Вы знаете этих обезьян, у них не все дома, и они это понимают; так что, когда они входят в банду, они подчеркивают, что это важно. И Джефова банда слыла важнейшей. Третьей была банда Ларты, великанши с материка. Никто не знал, зачем она пришла и что делала раньше. Она неделю терлась в Котле, вся левая щека изрезана. Кое-кто божился, что она читает в мозгах. Три банды, понятно? И вот один квартал в Адском Котле хотели захватить и Ларта, и Джеф. Это было как раз за неделю до конца войны. На этом маленьком кусочке было чем поживиться. Чтобы обосноваться на спорной территории, вызывают третью банду, и она сражается с двумя первыми. Какая банда победит третью, та и получает все права. Поскольку сражаются с незаинтересованным соперником, много крови или костолома не бывает. А если обе стороны отлупят третью, то вызывают четвертую и начинают все сначала. Вот Ноника и вызвали. Дрались, и Ларта получила спорный кусок. И ее ведьмы тоже. Но Джеф потребовал нового матча с Ноником. И тут вдруг конец, когда мы все узнали насчет войны и друг друга. И тогда среди недов случилось много странных вещей. Вал и еще двое порвали со своими бандами. Вал ходил с девчонкой Ренной из среднего кольца города. Они встретились в университете. Она была художница, что-то вроде учительницы, и хотела, чтобы он писал, а не хулиганил. Я думаю, он и сам этого хотел, потому что, как только вышел из банды, сразу женился на Ренне. А Джефу это не понравилось. Он думал, что Вал струсил перед реваншем. Затем банду Джефа размазала по стене другая банда, и кто-то повесил это на Вала. Джеф поклялся, что достанет его, и вчера достал.

— Что он сделал?

— Убил Ренну. Она для Вала была справедливостью, самой доброй, чистой и… красотой. Вы бы видели их вместе, вроде бы как каждый из них был миром, к которому другой тянулся. Джеф растоптал мир в Вале, а ее убил.

— А что было потом?

— Я думаю, Вал спятил. Он бежал голый по улице. Я пошел к нему утром, хотел предупредить, что Джеф грозит достать его, и на углу увидел, как он бежит голый и шатается. И еще не знал тогда, что сделал Джеф, но видел, что Вал избит. Я оттащил его в переулок, обернул мешком, повел в свою нору в доках — в заброшенном складе — и дал кое-какую одежонку. Из его завываний кое-что до меня дошло. Он, как в бреду, твердил что-то насчет того, что стоит за ним, и я подумал, что он имеет в виду Джефа. Но он, оказывается, имел в виду галактику! Затем он сказал то, что, как вы видели, я писал на стене. И тут вдруг засмеялся: скажи, говорит, им это и увидишь, что случится. Увидишь, как они закорчатся. Но теперь они меня не возьмут. Я попытался удержать его на ногах и сказал, что он должен идти в Медицинский центр. Рука у него была вывихнута, лицо избито. Я сказал, что помогу ему идти, а он сказал: «Пусть попробуют помочь тебе. Уже поздно. Они пойманы в ловушку. Мы все пойманы». В конце концов я вывел его. Он хотел, чтобы я остановился и написал на заборе то, что он сказал, но я сказал, что мы пойдем в Медицинский центр. Было еще очень рано, народу на улицах почти не было. Я пошел по главной улице, чтобы скорее добраться, и вдруг услышал вертолет. Я посмотрел вверх: он летел страшно низко. Вал был почти без сознания. Вдруг вертолет стал снижаться и сел прямо посреди улицы недалеко от нас. Оттуда выскочила женщина и самый страшный мужчина, какого я в жизни видел. Представляете, полголовы из пластика, так что все мозги наружу! Они бежали к нам, и мужик кричал: «Вал, что случилось?» Тут-то я и вправду струхнул. Может, они как раз те, про кого Вал говорил, что они его не найдут. Мужчина сказал: «Кли, помоги поднять его в вертолет» и спросил меня, что случилось с Валом. Я не мог убежать, потому что Вал был очень тяжелый и висел на мне. Он чуть-чуть пришел в себя и прошептал так жалобно: «Профессор Катэм», что даже у меня выступили слезы.