Энди Лэйн - Декалог 3: Последствия

— Мистер Фонтэйн, Это Доктор, неоплачиваемый научный консультант UNIT. Доктор, это Стивен Джозеф Фонтэйн III, американский юрисконсульт UNIT.

— А, представитель профессиональных законников, — сказал Доктор, кивнув. — Это объясняет роскошный кабинет, книги на полке, и этот не очень удачный галстук. Как бы там ни было, бригадир, что такое стряслось, что вы меня вызвали?

Фонтэйн указал на Доктора и спросил:

— Это и есть ваш неоплачиваемый научный консультант?

Бросив на Фонтэйна предостерегающий взгляд, бригадир сказал:

— Позвольте объяснить, Доктор. Видите ли, было созвано слушание по поводу финансовых расходов британского подразделения UNIT. Боюсь, над нами нависла угроза расформирования из-за огромных счетов, к которым занимающийся финансами комитет очень неравнодушен. До результатов слушания оборудование подразделения реквизировано, и военные ждут решения своей судьбы.

— Слушание о финансах? Бригадир, вы что, пытаетесь мне сказать, что устройство вызова, которое я вам дал с чрезвычайной неохотой, которое необходимо было использовать лишь в случае угрозы всему миру, было использовано для того, чтобы я пролетел через полгалактики ради каких-то слушаний?

— Доктор, я не это пытаюсь сказать.

Доктор нахмурился:

— Не это?

— Я не включал устройство вызова. Никто не включал — оно в числе оборудования, которое было реквизировано. Тем не менее, ваше прибытие — большая удача. Нам нужно, чтобы вы выступили сегодня во второй половине дня перед комитетом.

Фонтэйн, к которому, наконец, вернулась часть его самообладания, возразил:

— Простите, бригадир, но этот джентльмен выступать не будет.

— Вынужден согласиться с мистером Фонтэйном, бригадир. У меня есть более интересные способы потратить время, чем трепать языком перед бюрократами.

Бригадир стиснул зубы. Это был не первый раз, когда ему нужно было осадить этого повелителя времени, и вряд ли последний.

— Доктор, основной причиной того, что это слушание вообще созвали, являются несколько необычные статьи расходов, появившиеся благодаря неоплачиваемому научному сотруднику британского подразделения, и большинство из которых были для посторонних абсурдны, непостижимы, и необъяснимы.

— Необъяснимы? — Доктор стоял лицом-к-лицу с бригадиром. — Бригадир, всё, что я запрашивал, было важно, нет, даже критически важно для моих исследований!

— Как бы там ни было, Доктор, вы единственный, кто может обосновать эти расходы. И если вы этого не сделаете, то весьма возможно, что британское подразделение сочтут затратным и распустят.

Фонтэйн перебил его:

— Бригадир, я не могу допустить появление этого… этого… клоуна перед комитетом!

Понимая, что снова потерял самоконтроль, Фонтэйн сделал глубокий вдох и продолжил более спокойным тоном:

— Даже если он и сможет объяснить эти расходы, комитет не воспримет его всерьёз. Вы только послушайте его! Он только что спокойно заявил, что он из другой галактики.

— Из этой, вообще-то, — сказал Доктор и повернулся к Летбридж-Стюарту. — Хорошо, бригадир, раз вы так настаиваете, я выступлю перед этим комитетом. Во сколько слушание?

— В 16:00 в здании ООН.

— А сейчас который час?

— Примерно 09:50.

— Отлично. Встретимся там, — Доктор прошёл двери и открыл её.

— Подождите секундочку, пожалуйста! — умолял Фонтэйн.

Доктор остановился на пороге и обернулся в сторону юрисконсульта:

— Что-то не так, мистер Фонтэйн?

— Если вы будете выступать, нам нужно поработать над вашими показаниями, проверить документальные подтверждения, посмотреть, что мы можем…

— Да, да, да, да, да. Я уверен, что есть тысячи вещей, которые мы можем сделать для оправдания вашей несомненно заоблачной зарплаты, однако необходимости в этом нет. Комитет задаст вопросы о запрошенном мною оборудовании, я отвечу на их вопросы, и на этом всё. Просто, хм? — и Доктор широко улыбнулся.

— Всё не так просто. Вы хоть представляете себе все юридические сложности?

Доктор шагнул за дверь:

— О, я их очень хорошо представляю, мистер Фонтэйн. Просто я решил не обращать на них внимание. А теперь, простите, но раз уж я в Нью-Йорке, то схожу посмотрю достопримечательности. Я не бывал в Музее Искусств Метрополитен уже… через пятьдесят лет.

Фонтэйн стоял с отвисшей челюстью, а затем крикнул Доктору вслед:

— А эта чёртова телефонная будка так и будет стоять у меня в кабинете?

Робин Омингтон посмотрел на часы. Ну же, ну же, чёрт возьми, Холли, позвони мне. Скажи, что он прибыл.

Успокойся. Успокойся. Сохраняй спокойствие. Мы же не хотим, что бы твой «работодатель» подумал, что что-то не так, правда? Так можно и легенду свою провалить. А мою легенду никто никогда не проваливает.

Строго говоря, это была неправда. Но Робин не хотел думать об этом. Это сводило его с ума, а он не мог себе позволить сходить с ума, потому что тогда он провалит свою легенду.

Почему-то всегда всплывал в памяти тот случай.

Всего один раз моё прикрытие было раскрыто. Всего один раз, ублюдок, но это меня разорило. Ты за это заплатишь. О, да.

Зазвонил телефон. Он схватил трубку:

— Робин Омингтон.

— Робин, это Холли. Что-то не так. Этот доктор появился (я не знаю, как он вошёл, через дверь он не проходил), в общем, он появился после того, как я нажала, как ты мне сказал, на кнопку, а потом он ушёл.

— Когда? — обеспокоенно спросил Робин. Не мог он уйти, чёрт возьми, почему он ушёл?

— Примерно три секунды назад. Мистер Фонтэйн и этот бригадир всё ещё тут.

— Чёрт, чёрт, чёрт! Он не должен был уходить!

— Я тоже так думала.

— Как ты могла позволить ему уйти?

— Что значит «позволить»? Я что, по-твоему…

— Ладно, проехали.

Мысли Робина работали на полную катушку. Всё было так идеально, как всё могло пойти не так? Затем у него появилась идея.

— Ты уверена, что это был он? — спросил он. — Как он выглядел?

— Я толком не успела рассмотреть лицо. На нём была большая шляпа, пальто, и странный шарф. Он…

— Да, это он. Один из «него», во всяком случае. Чёрт!

Это было так сложно организовать, а он всё испортил. Снова. Он всегда всё путает.

— Холли, а он ничего не сказал о том, куда он пошёл?

На том конце стало тихо, видимо, Холли задумалась над вопросом. Это может на несколько часов затянуться , — зло подумал Робин. Впрочем, неспособность Холли думать была именно той причиной, по которой он её и завербовал для этого задания. Она с готовностью поверила в его ложь о том, зачем ему нужно заманить Доктора.

И наконец:

— Кажется, он пошёл в «Мет».

И зачем я с ней связался?

— Холли, в десять утра опер не бывает.

— Да не в оперный театр Метрополитен, дурак, а в музей Метрополитен.