Джек Вэнс - Языки Пао. (Сборник)

— И вы производите и продаете оружие?

— Нет, — усмехнулся Магистр, — наше оружие — в знании и людях.

Сигил Панич продолжал гнуть свое:

— Только с оружием вы сможете устоять перед Брумбо! Так почему вы не хотите хотя бы попробовать кое-что из наших новейших изобретений?

— Это ведь не принесет вреда. А вдруг мы сможем обойтись и без услуг Палафокса? — вторил ему Бустамонте.

Несмотря на явное недовольство Аэлло, Панич уже доставал какой-то прибор шаровидной формы с ручкой.

— Это изобретение по праву считается наиболее оригинальным.

Беран, неотрывно смотрящий на аппарат, вдруг испытал приступ необъяснимой, вызывающей дрожь тревоги. Не в силах объяснить ее причины, он чувствовал только непреодолимое желание выйти из павильона, но ноги ему не подчинялись.

Панич направил прибор в розовый купол.

— Вот поглядите!

Пространство под куполом стало черным, будто отсеченное он нижней залы непроницаемой плоскостью.

— Этот аппарат притягивает и концентрирует энергию видимого света. Он позволяет сбить с толку неприятеля.

Беран в панике пытался поймать взгляд Бустамонте.

— Теперь смотрите дальше! — крикнул Панич. — Я вращаю эту ручку и...

Зала погрузилась во мрак. Сначала было слышно только покашливание Бустамонте. Затем к этому прибавились другие странные звуки — свист, шуршание и чье-то хриплое прерывистое дыхание.

Когда свет вспыхнул снова, у всех вырвался крик ужаса — Панарх лежал навзничь на своем диване, его нога, дергаясь в агонии, сбросила со стола тарелки и фужеры.

— Скорее лекарей! — закричал опомнившийся первым Бустамонте.

Он бросился к Панарху, приподнял его. Руки Аэлло конвульсивно двигались, глаза застлала пелена, и наконец голова его бессильно упала на грудь. Панарх скончался.

Врачи осторожно осматривали огромное тело Аэлло. После смерти оно казалось громоздким, руки и ноги были раскинуты.

Беран, видимо, еще не осознал случившегося. Он не чувствовал горя от утраты отца и не понимал, что он теперь Панарх, Божественное дыхание Пао, Безраздельный Властелин Восьми Континентов, Владыка Океана, Сюзерен Системы Ауриола и Властелин Вселенной (это лишь некоторые из его титулов). Меркантильцы держались вместе и что-то шепотом обсуждали. Палафокс спокойно наблюдал за происходящим, все это время он оставался абсолютно неподвижен.

Зато Бустамонте, ставший теперь старшим Аюдором, проявлял недюжинную активность, используя власть, которую дала ему более высокая должность. По его знаку охранники быстро перекрыли все выходы из павильона. Затем он потребовал у врачей установить причину смерти Панарха.

— Это был, несомненно, яд, — произнес старший лекарь. — Яд был нанесен на острие дротика, воткнувшегося в шею Панарха. Судя по показаниям анализатора, это вещество — производное от мепотанакса, скорее всего экстин.

— Значит, — Бустамонте обвел взглядом собравшихся, — преступление мог совершить кто-то из здесь присутствующих.

Сигил Панич нерешительно выступил вперед:

— Могу я взглянуть на дротик?

Старший лекарь показал ему лежащий на серебряном блюде короткий черный дротик с белой кнопкой. Панич смертельно побледнел.

— Когда я в оптидинах смотрел на наследника, то заметил в его руках именно этот предмет.

Бустамонте захлестнула ярость, глаза бешено сверкали.

— Ты, меркантильский негодяй! Ты осмелился подозревать мальчика в преступлении!

Беран потерял остатки самообладания, начал всхлипывать, голова его задергалась.

— Возьми себя в руки! — прошипел Бустамонте. — Причина смерти выяснена, виновные, полагаю, тоже известны.

— Опомнитесь! — в ужасе вскричал Панич. Его советники стояли окаменев, не в силах что-либо предпринять.

— Нет сомнений, что этот коварный план вы обдумали еще на Меркантиле, узнав, что ваша измена раскрыта. Так вы рассчитывали уйти от возмездия.

— То, что вы говорите, лишено смысла! — закричал Панич. — Подобная акция заведомо обречена на провал.

— Панарх не знает пощады. Поэтому вы воспользовались темнотой и убили его, Великого Вождя паонитов, — громовым голосом произнес Бустамонте. Он будто не слышал протестов и доводов меркантильцев. — Но вы просчитались. Я оглашаю мой первый приказ: вы приговорены к смерти!

Традиционным жестом — рука ладонью вверх, большой палец прижат остальными — Бустамонте подозвал капитана мамаронов.

— Утопить этих убийц! Да поторопитесь — солнце уже низко!

По паонитским правилам не полагалось предавать кого-либо смерти в темное время. Поэтому охранники без промедления отвели приговоренных на скалу, нависшую над океаном и, привязав к ногам груз, столкнули вниз. Раздался чуть слышный всплеск, и гладь океана снова стала ровной, как стекло.

По приказу Бустамонте тело Панарха тоже было предано океанской пучине. Снова на мгновение вспенилась гладь, и опять океан мерно покатил свои голубые воды.

Наступил вечер. Старший Аюдор Пао ходил из угла в угол по террасе, здесь же сидел Лорд Палафокс. Его держали под прицелом мамароны, стоящие по углам террасы.

Бустамонте неожиданно перестал метаться и резко остановился перед Палафоксом.

— Я не сомневаюсь, что принял правильное решение.

— Какое именно решение вы имеете в виду?

— Относительно меркантильцев.

— Однако не исключено, что это осложнит торговлю с Меркантилем, — осторожно предположил Палафокс.

— Ха! Для меркантильцев богатство и выгода всегда были важнее жизни двух-трех своих сограждан

— Да, жизнь людей у них ценится дешево.

— Эти мерзавцы получили то, что заслужили.

— При этом и преступление, и казнь произошли так скоропалительно, что люди мало что успели понять.

— Я хотел, чтобы восторжествовал? — справедли вость, — жестко произнес Бустамонте.

— К тому же было необходимо раз и навсегда отбить у кого бы то ни было охоту повторять подобное, — кивнул Палафокс.

Бустамонте снова принялся мерить шагами террасу.

— Да, отчасти это было политическое решение.

Палафокс молчал.

— Скажу больше: есть неопровержимые доказательства, что преступление совершили не меркантильцы. Какое решение мне принять в отношении наследника Берана?

Палафокс почесал подбородок:

— В этом деле много неясного.

— А что именно?

— Главный и единственный вопрос: действительно ли Беран — убийца? Это мы должны выяснить.

Бустамонте от удивления так выпучил глаза, что стал похож на жабу.

— Что здесь выяснять? Это несомненно!

— А зачем, по-вашему, ему это понадобилось?

Бустамонте задумался.

— Аэлло никогда не питал к сыну ни любви, ни даже привязанности. К тому же есть основания думать, что он и не отец ему вовсе.