Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

«Мы еще не на поверхности», — отзывался Рейт, на что она слегка пожимала плечами, как если бы вопрос о побеге не имел большого значения.

В том, что касалось способов воспроизведения потомства, применяемых пнуме, девушка не могла сказать ничего определенного, подозревая, однако, что соответствующая информация засекречена. На вопрос о количественном соотношении пнуме и пнумекинов она тоже затруднялась ответить: «Скорее всего, зужма-кастшаи более многочисленны, но многие из них никогда не появляются в Убежищах — они проводят всю жизнь в Глубинах, где хранятся ценные экспонаты».

«Какого рода экспонаты?»

Опять же, Зап-Сеитикс не располагала точными сведениями: «История Тшая уходит в немыслимую древность, записи ведутся с начала времен. Зужма-кастшаи тщательно регистрировали все, что когда-либо происходило. Они считают Тшай огромным музеем, где каждое событие, каждое дерево, каждый камень — неповторимый сувенир. Теперь на просторах гхиана поселились три расы пришельцев. Каждая живет по-своему, каждая оставляет следы в Вечности».

«Всего три?»

«Дирдиры, часчи и ванхи».

«А как же люди?»

«Люди? — с сомнением переспросила она. — Не знаю. Наверное, люди тоже когда-то прибыли из космоса. Если так, на Тшае встретились четыре расы. Такое случалось и раньше, самые странные существа посещали древний Тшай. Зужма-кастшаи никого не приветствуют, никого не выгоняют — только наблюдают. Они пополняют коллекции, приобретают новые экспонаты Вместилища Вечности, ведут архивные записи».

Рейт увидел пнуме в новом свете. По всей вероятности, аборигены Тшая рассматривали поверхность планеты как театральную сцену чудовищных размеров, где для них тысячелетиями разыгрывали великолепные трагедии — войны древних часчей и синих часчей, вторжение дирдиров, последовавшее встречное вторжение ванхов, всевозможные кампании, битвы, мятежи и геноциды, строительство городов, их упадок, запустение и превращение в руины, возникновение и вымирание племен и народов. Всем этим объяснялась молчаливая терпимость пнуме, допускавших присутствие на Тшае инопланетных рас — с их точки зрения, пришельцы только украшали орнаментальный ковер истории планеты. Рейт спросил девушку, вызывает ли в ней Тшай такое же эстетическое благоговение. Зап-Сеитикс апатично махнула рукой — нет, для нее история планеты ничего не значила, происходящее на поверхности ее нисколько не занимало. Тут Рейту удалось наконец заглянуть, как в озаренный молнией колодец, в самую глубину ее пустой души. Для дочери пнумекинов жизнь была банальным, пресным, бесцельным времяпровождением, требовавшим только терпения и подчинения. Все необычное, незнакомое вызывало страх и подозрения — страхом и подозрениями ограничивалась гамма сильных ощущений. О возможности радоваться существованию она не догадывалась. Рейт понял, каким он должен был выглядеть в ее глазах — дикарь из мира, где господствуют страх и боль, принимающий неожиданные решения, совершающий внезапные поступки, жестокий и грубый, хитрый и ловкий, в общем и в целом непредсказуемый, заставляющий постоянно опасаться крайнего неприличия, наихудших нарушений спокойствия. «Несчастное существо, — думал Рейт, — безобидное и бесцветное». Все же, вспоминая, как она цеплялась за него в воде, он сомневался и в этой оценке. В тихом омуте черти водятся. В бесконечной темноте воображаемые картины искушали его праздный ум, доводя его до лихорадочного возбуждения. Зап-Сеитикс каким-то образом почувствовала его внутреннее брожение и неловко отошла подальше в тень, предоставив Рейту насмехаться над собой в одиночестве. Что происходило у нее в голове?

Рейт придумал новую игру. Он старался развлечь девушку, придумывая забавные случаи, нелепые ситуации — но Зап-Сеитикс, подобно заколдованной сказочной принцессе, не умела смеяться. Из наблюдений Рейта следовало, что единственной радостью в ее жизни были сладко-соленые печенья-облатки, оживлявшие достаточно безвкусное меню. К сожалению, запас этих лакомств в кладовой баржи подошел к концу вскоре после отправления. Дефицит облаток вызвал у девушки возмущение: «Нам всегда давали дикко — всегда, каждый день! Это глупо, нехорошо! Кто-то совершил ошибку!»

До сих пор Рейт не замечал в ней столь агрессивных эмоций. Лишенная любимого кушанья, поначалу его спутница замкнулась в себе, потом стала вялой и равнодушной, отказывалась есть. Впоследствии, вынужденная чем-то питаться, она оставалась, однако, необычно нервной и раздражительной. Явная физиологическая реакция девушки на отсутствие «дикко» навела Рейта на мысль, что облатки содержали сильнодействующий наркотик, вызывавший потребность в ежесуточном отравлении.

Зап-Сеитикс замкнулась в себе, практически ничего не говорила три или четыре дня и держалась как можно дальше от Рейта, как будто он был виноват в ее лишениях — что по сути дела соответствовало истине. Если бы он не ворвался, как шторм, в ее прохладно-серое существование, она вела бы размеренный образ жизни, отщипывая кусочек «дикко» каждый раз, когда ей это приходило в голову. Со временем скверное расположение духа постепенно растворилось, девушка стала почти разговорчивой. Казалось, она искала одобрения, внимания — пожалуй, даже привязанности. Таким, по крайней мере, положение вещей представлялось Рейту, находившему ситуацию исключительно абсурдной.

Баржа бесшумно двигалась во мраке — от одного голубого светляка к другому, к третьему... Они проплыли цепь подземных озер, миновали безмолвные пещеры, увешанные сталактатами, потом долго — наверное, три дня — перемещались по совершенно прямому узкому туннелю с тусклыми маяками, установленными в потолке через равные промежутки, каждый длиной километров шестнадцать. За туннелем последовали другие пещеры, где они снова заметили затерянные в глубине погрузочные доки — полукруглые островки бледно-желтого света. Снова начался прямой узкий канал. Путешествие завершалось, это чувствовалось в воздухе. Команда передвигалась по палубе чуть поспешнее, чем раньше. Пассажиры-пнумекины, раньше устроившиеся вдоль правого борта, перешли на носовую площадку. Зап-Сеитикс, в очередной раз вернувшись с припасами из кладовой, скорбно пробормотала: «Мы у Бажан-Гахая».

«Где это, Бажан-Гахай?»

«На дальней границе Северных районов. Мы уплыли далеко». Она тихо добавила: «Плыть было хорошо, спокойно».

Рейту показалось, что она говорит с сожалением: «Бажан- Гахай — рядом с выходом на поверхность?»

«Это торговый пост для обмена товарами с жителями островов Станг и Хедаджи».

Рейт удивился: «Мы так далеко на севере?»

«Да. Зужма-кастшаи могут ждать нас у выхода».