Джек Вэнс - Тшай планета приключений.

Рейт и Роза Катта направились к гостинице «В Мертвой степи». Уходя, они слышали, как чернобородый говорил остальным: «Ну, ладно, значит мы давно пресмыкаемся, как отъявленные трусы. Действительно, пора взять себя в руки. Нужны двадцать человек, владеющих оружием. Кто не прочь? Гохо отделался простым повешением. Для гнаштеров придумаем что-нибудь получше...»

Йилин-Йилан взяла руку Рейта, поцеловала: «Благодарю тебя, Адам Рейт».

Рейт обнял ее за талию, она остановилась и прижалась к нему. Снова он почувствовал, что ее сотрясают беззвучные рыдания — от постоянной усталости и нервного истощения.

Рейт поцеловал ее в лоб, а потом, когда она повернула к нему лицо — в губы, вопреки лучшим намерениям.

Скоро они вернулись в гостиницу. Траз спал в комнате рядом с трактирным залом. У постели сидел дирдирмен Аначо. Рейт спросил: «Ну, как он?»

Аначо ответил не слишком приветливо: «В порядке, более или менее. Я промыл ему рану. Простая ссадина, перелома нет. Завтра будет на ногах».

Рейт вернулся в общий зал. Розы Катта нигде не было. Рейт в задумчивости проглотил несколько ложек тушеного мяса и поднялся в комнату на втором этаже, где нашел ожидавшую его девушку.

Она сказала: «У меня есть еще одно, последнее имя, самое тайное — его может знать только мой любовник. Если ты подойдешь ближе...»

Рейт наклонился. Она прошептала ему на ухо седьмое, любовное имя.

На следующее утро Рейт посетил грузовое депо на южной окраине города, где на телеги и открытые самоходные фургоны наваливали местные продукты. Фургоны с грохотом въезжали на погрузочные рампы, потные извозчики ругались, пытаясь пролезть без очереди — не замечая пыли, вони, возмущенного мычания скотины и протестов охотников и фермеров, чьим повозкам с товарами постоянно угрожало столкновение с беспорядочно снующими машинами.

Некоторые фургоны обслуживали вдвоем извозчик с помощником, с другими извозчики управлялись в одиночку. Рейт подошел к водителю-одиночке: «Везете товар в город часчей?»

Извозчик — маленький, тощий, с черными глазами на лице, состоявшем преимущественно из выдающегося носа и узкого лба — с подозрением вскинул голову: «А вам что за дело?»

«Что вы делаете после приезда в Татише?»

«Если я тут с каждым начну болтать, то и вовсе не доберусь до Татише».

«Не беспокойтесь, я хорошо заплачу за потраченное время. Что происходит после прибытия?»

«Подъезжаю к разгрузочному доку. Носильщики разбирают товар, конторщик выдает квитанцию. Прохожу к окошку кассы и получаю цехины — или, если есть заказ на перевозку в Перу, поручительную записку. Записку отдаю на заводе или на складе. Машину нагружают обменным товаром, еду обратно».

«Значит, в Татише нет ограничений на передвижение внутри городской стены?»

«Само собой, ограничения есть. Часчи не любят, когда извозчики ездят вдоль реки, среди садов. Кроме того, запрещено приближаться к гоночному амфитеатру в южном районе — сам не видел, но говорят, что там соревнуются колесницы, запряженные дирдирами».

«В других районах нет особых правил?»

Извозчик сощурился, прицелившись в Рейта впечатляющим горбатым носом: «Зачем столько вопросов?»

«Хочу поехать с вами в Татише и обратно».

«Невозможно. У вас нет пропуска».

«Вы достанете пропуск».

«Ясно. Конечно, вы в состоянии платить?»

«Разумную сумму. Сколько вы просите?»

«Десять цехинов. И еще пять за пропуск».

«Это слишком дорого! Десять цехинов за все, или двенадцать — если вы свернете, куда я попрошу».

«Вот еще! Вы меня за дурака принимаете? Кто знает, куда вам приспичит свернуть? На полуостров пьяных помешанных?»

«Ничего подобного. Потребуется только немного изменить обычный маршрут, чтобы взглянуть на интересующее меня место».

«Пятнадцать цехинов, меньше не возьму».

«Будь по-вашему, — сказал Рейт. — Но тогда снабдите меня одеждой извозчика».

«Хорошо. Но это не все. Вам придется выполнить следующие указания. Не берите с собой никаких давно принадлежащих вам металлических предметов — они сохраняют запах владельца, что может насторожить часчей. Снимите всю одежду и окунитесь с головой в болотную грязь, после чего оботритесь насухо листьями кольчатника. Кроме того, жуйте листья кольчатника, чтобы изменить запах дыхания. Все это нужно сделать немедленно, потому что я отправлюсь через полчаса, сразу после погрузки».

Рейт выполнил инструкции, хотя от лохмотьев извозчика, сыроватых и липких, у него по коже бегали мурашки. Он надел также мягкую шляпу из войлока и плетеной соломы, с широкими полями. Эмминк (так звали извозчика) удостоверился в том, что Рейт не взял оружия, запрещенного в черте города часчей. На плече Рейта он укрепил белую стеклянную табличку с булавкой: «Это пропуск. Когда будем проезжать через ворота, громко объявите свой номер, вот так: «Восемьдесят шестой!» Больше ничего не говорите и не сходите с фургона. Если часчи почуют в вас незнакомца, я ничем не смогу помочь — ко мне не обращайтесь».

Замечания водителя не ободрили Рейта, и без того пребывавшего в напряжении.

Автофургон, груженный битой птицей — тростникутками — тряско покатился на запад, к распадку между серыми холмами. В кузове ряды желтых клювов и неподвижно вытаращенных глаз чередовались с рядами желтых перепончатых лап, образуя мрачно-комический орнамент.

Эмминк, неприветливый и неразговорчивый, не проявлял интереса к причинам, побудившим Рейта посетить город. После трех безуспешных попыток завязать беседу Рейт тоже замолчал.

Фургон тащился по дороге. Генераторы вращающего момента, установленные на каждом из колес, монотонно завывали. Они заехали на перевал, вверх по ложбине, названной Эмминком Бельбальским проходом. Перед ними открылся вид на Татише — пейзаж, полный причудливой, чуть зловещей красоты. Беспокойство Рейта обострилось. Несмотря на грязную одежду, он чувствовал, что не похож на извозчика, и мог только надеяться, что пахнет, как извозчик. Как поведет себя Эмминк? Можно ли на него положиться? Рейт исподтишка наблюдал за водителем — высохшим, хилым, с кожей цвета изнанки дубленой шкуры, с огромным носом, узким лбом и маленьким ртом, сжатым в бутон. «Так же, как Аначо, Траз и я, он — человек, то есть, в конечном счете, продукт земной эволюции», — думал Рейт. Каким отдаленным, каким несущественным, однако, казалось это родство! Эмминк был до мозга костей порождением Тшая, его душа с младенчества формировалась Тшаем — характером местности, янтарным солнечным светом, иссиня-стальными небесами, приглушенными насыщенными красками. Даже если у него и было какое-то представление о порядочности, оно могло совершенно не совпадать со взглядами Рейта. Рассматривая широко раскинувшийся город, Рейт спросил: «Где производится разгрузка?»